Анна Тютчева: «24 сентября [1854 г.]. Моя душа полна отчаяния. Севастополь захвачен врасплох! Севастополь в опасности! Укрепления совершенно негодны, наши солдаты не имеют ни вооружения, ни боевых припасов; продовольствия не хватает. Какие бы чудеса храбрости ни оказывали наши несчастные войска, они будут раздавлены простым превосходством материальных средств наших врагов. Вот 30 лет, как Россия играет в солдатики, проводит время в военных упражнениях и в парадах, забавляется смотрами, восхищается маневрами. А в минуту опасности она оказывается захваченной врасплох и беззащитной. В головах этих генералов, столь элегантных на парадах, не оказалось ни военных познаний, ни способности к соображению. Солдаты, несмотря на свою храбрость и самоотверженность, не могут защищаться за неимением оружия и часто за неимением пищи…»31
5 октября корабли союзников бомбардировали береговые батареи Севастополя в течение всего светового дня. Несмотря на упорное сопротивление со стороны защитников цитадели, силы были явно неравны. Да и артиллерийские мощности батарейных орудий оказались далеко не те, какие от них ожидали. Например, только половина орудий Константиновской батареи могла бить по вражеским кораблям. К концу дня положение этой батареи стало ещё плачевнее, так как выяснилось, что орудия верхнего яруса чуть ли не полностью выведены из строя (из почти трёх десятков боеспособными остались лишь пять пушек).
По результатам дня картина оказалась безрадостной: из 152 орудий береговых батарей было сделано 16 тысяч выстрелов; из 1244 корабельных орудий союзников выпущено 50 тысяч снарядов32.
Несмотря на всю трагичность ситуации, русским бомбардирам удалось вывести из строя несколько вражеских кораблей. С многочисленными пробоинами вышли из боя английские «Arethusa» и «Albion»; а пароходо-фрегат «Spiteful» лишь чудом не ушёл ко дну. Французы едва не лишились сразу трёх судов – «Ville de Paris» (50 пробоин), «Napoleon» (с пробоиной ниже ватерлинии) и «Charlemagne» (с повреждением паровой машины); серьёзные повреждения получили «Jupiter» и «Agamemnon» (под флагом контр-адмирала Лайонса).
Русские офицеры, рассматривая в подзорные трубы подбитые корабли противника, были довольны:
– Вот такая тебе, мусью, с’est la vie… То-то ещё будет, шаромыжники…
В тот день береговые батареи потеряли 16 человек убитыми и 122 ранеными33. Но это были только «цветочки». На суше наши дела были совсем плохи: артиллерийская перестрелка унесла более тысячи солдатских жизней; были разбиты 45 орудий. То были наши первые серьёзные потери…
Британский адмирал Джеймс Дундас писал в донесении: «Число убитых у нас простирается до 44 человек и раненых – до 266. Корабли… более или менее пострадали преимущественно от бомб и калёных ядер»34. А вот данные французского адмирала Фердинанда Альфонса Гамелена: 31 человек убитых и 185 – раненых35. Цифры несравнимы…
И вот тут нам вновь придётся вспомнить главного виновника этих жертв – морского министра Российской империи, а по совместительству – главнокомандующего сухопутными и морскими силами в Крыму князя Меншикова[88]. Большие потери – всегда вина командиров. Когда же этих самых командиров много, виноват всё равно один – самый главный. В данном случае это и был уже известный нам «стратег» светлейший князь.
Так вот, наши командиры посчитали, что в день обстрела города корабельными пушками противник решится на штурм. Именно поэтому кому-то из этих самых командиров в голову пришла, в общем-то, очевидная мысль: согнать к батареям побольше солдатушек-ребятушек с тем, чтобы в случае штурма атакующим был дан достойный отпор. Оно, вроде, всё так, только и противник ведь не лыком шит – хитёр и изворотлив. Но про это, видать, как-то позабыли. Как и про то, что у них, у ворогов-«лягушатников» вкупе с британскими «торгашами» задача была иная: сломить сопротивление, нанеся противоположной стороне наибольший урон. Что эти англо-французы немедля и осуществили.
К князю Меншикову можно относиться по-разному, но за Крымскую кампанию он заслужил только одно приложение к своей фамилии – Меншиков-Недодумкин. Ибо с первых же боёв за Севастополь князь вновь обрёл своё обычное, какое-то полубессознательное состояние, ибо опять стал недодумывать. Например, недодумал, что большое скопление личного состава на передовой – не только потенциальная грозная сила, но и… потенциальная мишень. И это – первое.
Второе: эти несчастные пехотные части даже не скрывали, что они – потенциальная мишень. Не окапывались, не прятались в естественных складках местности и даже никак не маскировались. Пришли – и рассыпались у батарей да по пригоркам: здрасть, мол, друзья-бомбардиры, а вот и мы! Посидим тут рядышком с вами, воздухом подышим, вдруг вороги на штурм пойдут. А уж как полезут – мы им тут и зададим!..
88
После сражения при Альме 30 сентября 1854 года князь Меншиков Высочайше был назначен главнокомандующим сухопутными и морскими силами в Крыму; оставался на этом посту до февраля 1855 года.