Однако случившееся не повлияло на выполнение пунктов завещания императрицы, в соответствии с которым лейб-медику Кареллю были переданы «часы с синею эмалью и бриллиантовой цепочкой»17.
C’est la vie…
У Николая I тоже были свои придворные врачи. И это понятно, куда без лекарей, если, ещё будучи ребёнком, он, как и все дети, чем только не болел.
Родившийся 26 июня 1796 года в Царскосельском дворце, Николай был девятым ребёнком в семье великого князя Павла Петровича и его супруги – Марии Фёдоровны. Через несколько месяцев после рождения «внука Николеньки» скончается его великая бабка – императрица Екатерина II. Но появившегося на свет внука она увидит в тот же день, после чего напишет: «Голос у него бас и кричит он удивительно, длиною он аршин без двух вершков (61 см), а руки немного менее моих. В жизнь мою в первый раз вижу такого рыцаря. Если он будет продолжать, как начал, то братья окажутся карликами перед этим колоссом»18.
Его воспитателем был курляндец генерал-майор Матвей Ламсдорф (Ламздорф) – человек твёрдый и бескомпромиссный, который с Августейшим мальцом особо не церемонился, наставляя тумаками и казарменной бранью (иногда дело доходило до шомполов!).
Вспоминая о тех днях, Николай писал в своих записках в 1831 году: «Граф Ламздорф умел вселить в нас одно чувство – страх, и такой страх и уверение в его всемогущество, что лицо матушки было для нас второе в степени важности понятий. Сей порядок лишил нас совершенно счастия сыновнего доверия к родительнице, к которой допущаемы были редко одни, и то никогда иначе, как будто на приговор… Граф Ламздорф и другие, ему подражая, употребляли строгость с запальчивостью, которая отнимала у нас и чувство вины своей, оставляя одну досаду за грубое обращение, а часто и незаслуженное. Одним словом, страх и искание, как избегнуть от наказания, более всего занимали мой ум. В учении видел я одно принуждение и учился без охоты. Меня часто, и, я думаю, без причины, обвиняли в лености и рассеянности, и нередко граф Ламздорф меня наказывал тростником весьма больно среди самых уроков».
Только грозный граф не на того напал! Николай был настойчив и упрям, а личную свободу ценил больше всего на свете. Потому и учился не ахти. Писать по-русски он начал только в пятнадцать, но с таким ошибками, что домашние не знали, то ли краснеть, то ли смеяться – словом, весь в почившую бабушку Екатерину. Зато по-французски тараторил, как на родном, впрочем, как и по-английски; ещё знал немецкий и польский.
О детских болезнях Николая Павловича говорить не станем, хотя более серьёзные упомянуть стоит. Известно, например, что у наследника с юношеских лет имели место головокружения и «приливы крови» к голове. Неважно было и с вестибулярным аппаратом (страдал морской болезнью и плохо переносил езду по ухабистым дорогам). В детстве его беспокоили «желчь и глисты», а ещё страдал «кашлем и запором».
Следует заметить, «бабушка Екатерина» оказалась права: на фоне «измельчавшего» вконец за последний век рода Романовых Николай Павлович выглядел достойным наследником своего тщедушного папеньки Павла I, в лице которого проявились «вырожденческие» германские гены. Спору нет, пруссаки постарались! Пётр Великий мог гордиться древней славянской кровью, подаренной ему предками. Зато в послепетровскую эпоху «окно в Европу», прорубленное именитым реформатором, оставило по себе заметный след, оказавшись лазейкой появления на российском престоле полубольных немецких отпрысков. Сначала там очутился Пётр II – сын царевича Алексея Петровича и принцессы Софии-Шарлотты Брауншвейг-Вольфенбюттельской. Затем право на царствование востребовал несчастный Иоанн VI – сын Анны Леопольдовны (племянницы Анны Иоанновны) и принца Антона Ульриха Брауншвейг-Беверн-Люнебургского.
Когда же династию продолжил Пётр III (сын второй дочери Петра I Анны от герцога Карла Фридриха Гольштейн-Готторпского), славянские гены оказались под угрозой. Ничего удивительного, что наследники Павла I от германской принцессы Софии Марии Доротеи Августы Луизы Вюртембергской без всякого преувеличения являлись немцами с примесью русской крови.