О степени близости лейб-медика и его Августейшего пациента можно только догадываться. Известно, например, что такие же отношения имели место между наследником престола (будущего Александра II) и его личным доктором Енохиным, с которым тот пил утренний кофе. А дальше легенда гласит, что по восшествии на престол Александра II Енохин не явился поутру к чаепитию. Государю это не понравилось:
– А где Енохин? – спросил он.
– В прихожей, Ваше Величество, дожидается… – ответил секретарь.
– Как? – удивился Александр. – Позвать его сюда!
Когда лейб-медик предстал под царские очи, император спросил:
– Зачем же ты, голубчик, не велел о себе доложить?
– Не смел, Ваше Величество, – ответил Ерохин. – Ведь я имел счастие каждое утро пить кофе с цесаревичем, но к Государю моему без приказания явиться не смею…
Александр от такого ответа был в восторге! Ничего удивительного, что с тех пор чаепития (вернее – кофепития) возобновились…
Ещё одним лечащим врачом Николая I был военный хирург Николай Фёдорович Арендт (1786–1859). В ноябре 1829 года он благополучно излечил у императора пневмонию (воспаление лёгких), после чего получил должность лейб-медика. Но больше известен был тем, что облегчал страдания раненного на дуэли А. С. Пушкина.
Кроме двух названных, домашними врачами Николая I были уже известные нам Мартин (Мартын Мартынович) Мандт (1800–1858) и его ученик, сопровождавший императора в поездках, Филипп Яковлевич Карелль (1806–1886). Последний изначально был приближён ко Двору как личный врач императрицы Александры Фёдоровны (супруги Николая I).
От этих людей зависело не только здоровье, но порой и жизнь царственных особ…
IV
Царь скончался от «Евпатории в лёгких».
…Николай Павлович Романов всегда отличался силой и умом. Возможно, именно поэтому российскому императору во всём сопутствовала удача. Впрочем, как считал сам монарх, таким и должен быть настоящий Триумфатор!
Когда убили отца Николая, императора Павла I, ему не было и пяти. Отец и малолетний сын почти не общались: вечно занятому монарху было не до сюсюканий со своими младшими детьми. Однако последний день Павла Петровича Николай запомнит навсегда.
Вечером 11 марта 1801 года Павел неожиданно сам пришёл к «Николаше» пожелать тому спокойной ночи. Мальчику такое внимание со стороны строгого батюшки сильно обрадовало. Они разговорились. В какой-то момент юнец осмелел настолько, что задал отцу, как ему тогда показалось, достаточно взрослый вопрос:
– Папа, почему тебя все называют Павлом Первым?
Отец удивлённо посмотрел на своего маленького сына и охотно ответил:
– Потому, дорогой, что до меня ни в Московском государстве, ни в Российской империи не было ни одного Государя с именем Павел. Вот и выходит, что я – Павел Первый.
– Тогда получается, – зарделся Николаша, – когда я вырасту, то стану Николаем Первым?
– Конечно, – подтвердил Павел и добавил: – Если вступишь на престол…
Больше Николай отца не видел. Но тот последний с ним разговор помнил.
А ещё через какое-то время на его письменном столе воспитатель заметил новый толстый фолиант. Книга называлась «Комментарии» Юлия Цезаря…
Крымская война явилась для Николая I стилетом в сердце: любое движение только ухудшало ситуацию. Вот и в Севастополе: любая военная операция, направленная на перелом в свою пользу, лишь ухудшала положение – город истекал кровью…
С утра 12 февраля 1855 года император отправился в Инженерное училище: там, как ему доложили, не по чину повёл себя комендант генерал Фельдман. Досталось всем, особенно виновнику, но настроение, и без того плохое, было вконец испорчено. А по возвращении в Зимний дворец императора поджидало ужасное известие о поражении русской армии под Евпаторией, в результате которого погибли многие солдаты и лучшие боевые офицеры… Царь в подавленном состоянии меряет шагами дворцовый паркет. «Сколько смертей, сколько жизней пожертвовано даром!..» – неустанно повторяет он.
А что дальше? Именно этот вопрос не даёт Николаю покоя. Ведь эти жертвы будут только расти и расти! И самое страшное – даром. Даром! Но почему? По-че-му?! Выходит, лишь потому, что его внешняя (да и внутренняя – тоже!) политика все тридцать лет правления не стоила и гроша?! И вот это-то по-настоящему убивало.