- Думаешь, самая умная, а? Мне Мастер рассказал, как ты там на холодном полу рассиживалась, в самой что ни есть развратной позе! – язвительно сверкнул ухмылкой папандр.
- Ба-а-ать, - протянула я.
- Ты не батькай мне тут. Пей давай, а то остынет и свернется, - показал кончик языка Рафаэль.
Я глянула на стакан, сверху закрытый непрозрачной черной крышкой с отверстием для питья. Чуть зажмурившись и выдохнув, постаралась в один глоток осушить посудину. Человеческая половина взбунтовалась против привкуса металла и соли во рту, но я все же заставила жидкость двинуться дальше.
- Хочешь фокус покажу? – поинтересовался наблюдавший за мной отец. Я резво кивнула, согласная на что угодно, лишь бы отвлекающее от рвотных позывов.
Меня тут же подхватили на руки и, пронеся через всю комнату, поставили перед зеркалом в полный рост.
- Господь Всемогущий! - вырвалось у меня.
- Всеблагие и Пресвятые угодники! – поддержал меня папа и с усмешкой пояснил в ответ на мой ошарашенный взгляд: - Это мама выдала, когда тебя переодевала. Я за дверью был, поэтому слышал.
В зеркале отражался почти скелет, обтянутый кожей и перевитый яркими сиреневыми, местами (особенно на шее) вздувшимися венами. На лице теперь выделялись только глаза, черные брови и скулы. Губы были цветом с кожу, то есть сине-зеленые, а волосы потускнели и даже на вид были сухими и ломкими. Еще больше меня опечалило уменьшение размера груди и состояние конечностей: кости их почти разрывали кожу, сквозь которую, казалось, можно было разглядеть каждый хрящик и сухожилие. Глянув на руку, смогла в мельчайших подробностях, вплоть до шва на косточке, рассмотреть фаланги пальцев…
Я нервно хихикнула: теперь понятно, почему со временем из поведения Ричарда исчез сексуальный подтекст. В свете таких размышлений я даже радовалась своему виду лежалого трупа, сейчас облаченного в черную шелковую сорочку до колен.
В животе разлилось приятное тепло – кровь дошла и стала усваиваться, быстро растекаясь по венам. И начала свое действие.
Волосы приобретали былой насыщенный цвет и гладкую структуру, превращаясь в темно-рыжий водопад. Кожа розовела, уплотнялась, скрывая под собой вены и сетки капилляров, которые становились нормального светло-голубого цвета. Прямо на глазах восстанавливалась мышечная масса, на руках появлялись мои родные, красиво заметные бицепсы, икры приходили в прежнюю форму, и, бесцеремонно задрав сорочку (что там, спрашивается, папаня не видел, если в детстве меня купал только он?!), убедилась, что и бедра возвращали себе былой поджарый и подкаченный вид. А уж при виде груди изначального второго размера я едва не прослезилась!..
Еще раз внимательно оглядев отражение и повертевшись, осталась довольна собой. Даже внутренне ощущала себя вполне здоровой.
- Да красавица, красавица, - бурчал Рафаэль и вдруг погрустнел: - Совсем уже большая выросла…
- Долго же до тебя, папуля, доходило, - хихикнула я, - прямо-таки как до жирафа!
- Ты родителю-то не хами, девка языкастая, - осадил суровый глава семейства Лайт. – Иди лучше вымойся. – Несмотря на его неприступный вид, я все же чмокнула папку в щеку и успела заметить, как оттаял взгляд отца. – Все, все, топай давай!..
Прощально помахав ему ручкой, я уже залетала в ванну, когда он окликнул меня. Обернулась, сталкиваясь с знакомой серостью глаз.
- Ирина…
- Нет, - тут же отрезала я, заранее зная, что скажет папа.
- Я ей так и ответил, - покачал он головой. – Просто убедился на всякий случай. Иди, дочка. Иди.
И прежде чем я успела моргнуть, его в комнате уже не было.
***
В душ я торопилась так, как никогда в своей жизни.
За время плена мне все же разрешали мыться, не совсем уж зверьем были диким, но только под конвоем женщин стаи. А позже, когда яд сделал свое дело и я почти не поднималась, меня в душ относили. Это все было, конечно, необходимо, однако, от этого не становилось менее унизительным.
И теперь, когда резко включилась холодная вода, я взвизгнула, быстро переключая на горячую, и с блаженным вздохом опустила голову под воду.
Жизнь потихоньку налаживалась. Я старалась не думать о том, что мне предстояло сделать и с кем поговорить… Я искренне надеялась на Мастера в деле Ирины и Адель, но, судя по всему, решать данный вопрос придётся мне. Это удручало. Очень.
Настолько, что я не заметила, как в комнате появился еще один субъект.
Широкие ладони скользнули по животу и притянули ближе к мужскому телу. Я хмыкнула, но послушно расслабилась, полностью доверяя ему. Муж уткнулся носом в место соединения плеча и шеи, сделал вдох, и его губы растянулись в улыбке.
Я закрыла глаза, наслаждаясь долгожданными прикосновениями своего мужчины. Организм и сознание ликовали, ибо наконец-то объявился тот, кому они привыкли отдавать всю меня, считая Максима единственно верным вариантом. И что греха таить, я была с ними абсолютна солидарна!
Невольно нахмурилась, тут же вспоминая, как болезненно реагировала на Крита в своем личном пространстве. И не потому, что очень скоро он начал автоматически ассоциироваться с болью и унижением, нет. А потому, что он был чужим, другим. Нелюбимым. Не моим. И все тело бастовало против него, даже в ущерб укусу заживляя первым делом синяки от его рук – чтобы быстрее избавиться от следов его вторжения.
Мои руки легки поверх рук вампира, и мы на мгновение замерли, с головой ныряя в это запредельное счастье – просто быть вместе, рядом, чувствовать друг друга как себя. Я перестала хмурить брови, радуясь присутствию Бессмертного, как лучшему подарку в жизни. Хотя он действительно был для меня этим самым лучшим подарком.
Однако следующие его слова заставили меня взвыть:
- Прости меня…
Дальше Максим ничего сказать не мог, был очень занят – отплёвывался от геля для душа, которым я со злости в него плеснула. Испортить такой момент! Р-р-р-р, зла на него не хватает!..
- Зараза! – порычал вампир, размыливая жидкость меж ладоней. – И месть моя страшна будет!
- На то и расчет, - хмыкнула я, с удовольствием подаваясь ему навстречу.
Чуть шершавые пальцы, смягченные гелем, дотронулись до спины и круговыми движениями двинулись вниз. Я не удержалась и поцеловала мужа, чтобы тут же начать яростно кашлять от мыльного раствора. Смыла с его и своего лица горькую пакость и повторила попытку, теперь уже увенчавшуюся успехом. То есть долгим и вкусным поцелуем.
Максим всегда был как огонь, его не нужно было долго раздувать, хватало искры – и пожар сметал все на своем пути. Бессмертный подхватил под бедра и прижал к стене. Мокрые черные пряди закрыли лицо, и я отвела их в сторону, чтобы не закрывали взгляд любимого вампирюги.
- Если ты начнешь извиняться, каяться и молить о прощении, я заставлю тебя этот гель выпить! – непреклонно заявила я, когда мужчина открыл рот с весьма красноречивым выражением глаз.
- Но я действительно… - начал он.
- А я тебе о чем: действительно заставлю! И не смотри так на меня!
Древний опустил очи долу. Очевидно, в том низу он наткнулся на нечто дюже любопытное, ибо его губы искривила поистине дьявольская ухмылка.
- Давай представим, что я все же виновен, - промурлыкал мужчина, не больно прикусывая мочку уха. – Обвинение доказано, наказание назначено. – Дорожка поцелуев до шеи и ниже – до ключицы. – Позволь приступить к исправительным работам?..
Меня прижали крепче, вдавливая в свое тело и намекая, как нелегко ему дается промедление.
- Ох… позволяю…
- Люблю тебя, - выдохнул муж, ловя губами мои вздохи.
- Люблю тебя, - шепнула в ответ, улыбаясь как безумная.
***
Итак, с чего начался мой рабочий день? Нет-нет, не с приветствий. И даже не с поклонов. И без подарков тоже обошлись, ага.
Меня душили. Яростно, профессионально, с удовольствием, искренне этим делом наслаждаясь и безбожно пользуясь свои рабочим положением! Душили в объятьях, но тем не менее - душили.