Итак, за требовательную любовь в критике!
ПОЕДИНОК ИЛИ СОТРУДНИЧЕСТВО?
Как бы мы ни клеймили и ни ругали на все лады подстрочник, мы все в глубине души понимаем, что благодаря ему, презренному, все-таки доходит все лучшее в национальных литературах до всесоюзного читателя. Какими бы сомнительными ни были его достоинства, все же для переводчика, не знающего языка оригинала, он иногда является единственным источником связи с оригиналом. А если подстрочник сравнительно с переводом беден, неряшлив, дурен собой, то в том нет вины изготовителей подстрочников, вина лежит на нас, авторах, вина в том, что мы равнодушны, что самоотверженный труд переводчиков-подстрочникистов не поощряется ни морально, ни материально. Прояви мы хоть малую чуткость и понимание, заинтересуй людей, я уверен, мы не только подняли бы качество подстрочного перевода, но и помогли бы выявлению талантливых переводчиков. Могу сослаться на свою работу с Герольдом Бельгером. Когда судьба свела нас с ним, он был аспирантом, заканчивал диссертацию. Свободно владея казахским языком, он с молодым жаром предался переводческим страстям. С тех пор мы неразлучны, работаем бок о бок. Сейчас он обладает немалым опытом и искусен в переводческом деле. Некоторые рассказы, повести и романы Абиша Кекильбаева, Оразбека Сарсенбаева, Дукенбая Досжанова и других Г. Бельгер перевел самостоятельно. Он является сопереводчиком многих казахских произведений, в том числе моего нового романа «Долг». А начал он с того, что делал подстрочники, за которые издательство платило ему по двадцать рублей за лист, а я считал, что он заслуживал уже тогда получать столько же, сколько выплачивают обычно у нас за художественный перевод с русского языка на казахский.
Должен сказать, что подстрочники Бельгер а уже тогда отличались от того, что среди переводчиков с оттенком брезгливости именуется «глиной». Мне известна природа подобных поделок, у которых нет и не бывает ничего общего с творчеством. Ершов в своей статье «Только арифметика», опубликованной в «Литературной газете», пишет о них: «На десятках страниц подстрочного перевода не угадывался даже смысл происходящего». Да, я понимаю: это типичнейший пример законченной халтуры, той самой «глины». Только непонятно, почему Ершов берется переводить по подстрочнику, в котором, не говоря уже о стилевых особенностях, на десятках страниц даже не угадывается, о чем вообще идет речь? В таком случае, как быть с высказыванием великого Добролюбова, считавшего, что для перевода мало сохранить смысл и соблюсти правильность и чистоту языка, для него нужна жизнь, которой проникнут подлинник?
В художественном переводе на одном из первых мест стоит вопрос, как донести сложную человеческую жизнь оригинала.
Но как быть, если и в оригинале не угадывается смысл происходящего? Ждать палочки-выручалочки? Или надеяться на «властный» метод Ершова, который на страницах «Литературной газеты» гордо перечислял все свои насильственные благодеяния? По ходу работы над переводом, уверяет он нас, то есть переписывая, в корне переделывая оригинал (как он уверен, в сторону улучшения), он, однако, орудует «не топором, не косой, не метлой, а тонким резцом или мягкой кистью». Вряд ли. Не было еще случая, чтобы даже талантливый переводчик делал из средней вещи шедевры. А ремесленник — тот и вовсе низводит любую незаурядную вещь до уровня проходного штампа. Но человеку, душой болеющему за свое дело, отнюдь не все равно, лачугу ли сляпать или дворец возвести. В тот день, когда мастер обнаруживает равнодушие к своему делу, считай, наступает смерть и его искусства. С этого часа он уже не мастер, он в лучшем случае ремесленник, более того, шабашник, которому топор или колун более по руке, чем перо или кисть. Столь деликатными инструментами сможет разве кропотливый умелец, любовно, с самозабвением шлифующий каждое словечко, за полтора месяца из шестидесяти печатных листов романа оттяпать две трети? Тут, как бы ни уверял нас почтенный Ершов, без топора не обойтись.
В сложившейся ситуации виноваты мы сами, авторы. Во-первых, мы беспечны. Иные из нас руководствуются принципом тех родителей, которые в стародавние времена, отдавая своих детей мулле и заискивая перед ним, лепетали: «Кость моего чада принадлежит мне, а мясо — -твое», — то есть, поступай с ним как хочешь, расправляйся как можешь, лишь бы вернул его потом, после прохождения учебы, полуживым или полумертвым. Во-вторых, мы совсем не интересуемся подстрочником. А ведь настоящая расправа с оригиналом, искажение его начинается с подстрочника. Нам невдомек, что перевод наших произведений — сложный, двухступенчатый процесс. Чтобы вывести их на большую, всесоюзную орбиту, должна сработать без помех вначале первая, стартовая ступень — она оторвет корабль от земли, потом его должна подхватить вторая, которая выведет на орбиту.