– Пойдем, – как от зубной боли поморщился Михаил, он, конечно, поддерживал революцию, но терпеть не мог мародеров, – нам здесь больше делать нечего.
– Куда, ну, куда я теперь? – шептала Оля, она не билась в истерике, она просто не могла понять, что теперь ей делать, как жить. Такая спокойная, удобная жизнь кончилась – идти ей больше некуда.
- Я отведу тебя домой, моя мама очень добрая, она все поймет, только, пожалуйста, не говори, что ты из Голицыных, – успокаивал свою спутницу молодой человек.
Это решение, далось ему не просто. Оно могло стоить жизни всей его семье. Однако справедливый и честный Миша не мог оставить молодую девушку на ночной улице. И какая разница кто она: Голицына или Толстая – для него Оля была просто хрупким и нежным существом, попавшим в беду.
К рассвету уставшие и замерзшие молодые люди добрались до дома Михаила. Мать, открыла дверь нежданным гостям и, притушив рукой свет от керосиновой лампы, не задавая вопросов, быстро запустила их в дом.
Олечка просто валилась с ног от усталости и нервного напряжения – как только переступила порог, повисла на руках своего спасителя. Подхватив обессилевшую барышню, Миша отнес её на диван в гостиную.
Когда он вернулся в комнату, мать стояла у плотно занавешенного окна и строго смотрела на, так неожиданно вернувшегося домой, сына.
– Михаил, ты, что украл из Смольного институтку?
– Мам, – обнял взволнованную женщину Михаил, – ну я не мог бросить её на улице, у неё никого не осталось.
– Мишенка, ты знаешь, как мы с отцом относимся к революции, но то, что сопровождает её – просто ужасно. Эти грабежи, повальные аресты. Ты хоть представляешь, что с тобой будет, если узнают, что ты привел домой девушку из Смольного. Всем известно, чьи дети там учатся.
– Мам, – устало прикрыл глаза Миша, – ну, куда бы я её дел?
Женщина присела на стул и задумалась.
– Конечно, одна она бы не выжила. Но, Миша, теперь, чтобы не вызывать не нужных подозрений, ты должен как можно реже бывать дома. А одежду её мне придется сжечь, – приняв решение, засуетилась женщина.
– Спасибо, ма, – Миша поцеловал Лидию Кузьминичну в лоб, вышел за дверь и растворился в рассветом тумане.
Лидия перекрестила спину сына и, осмотрев пустую улицу, тихонько прикрыла входную дверь.
Оле жилось у родителей Михаила неплохо. Воспитанная в стенах закрытой школы она была неприхотлива, не избалованная, во всем помогала по дому матери Миши, очень сильно загруженной работой в госпитале. Шел тысяча девятьсот восемнадцатый год: в Питере все чаще и чаще случались облавы и аресты – ловили бывших. Сдавали друг друга много и с удовольствием – мстили за былые обиды и просто из зависти и классовой ненависти. Соседи и родственники, друзья и знакомые – никому нельзя было верить. Ольгу нужно было срочно вывозить из города.
Однажды поздним февральским вечером Михаил забежал домой и рассказал – у них в полку расстреляли молодого прапорщика, который прятал дома своих родственников из дворян. Оказывается, были составлены списки, куда внесены дворянские фамилии, подлежащие уничтожению. Голицыны были одни из них. Слушая сына, Лидия Кузьминична собиралась на ночное дежурство в госпиталь.
Утром она принесла Оле чужие документы – теперь девушка была Осипова.
- То, что ты дворянка – это понятно, но мой сын не называл твою фамилию. Да я и знать не хочу. Вижу этот черный список тебя напрямую касается: вон, как ты побледнела вчера. Вот метрика умершей от голода девушки. Теперь это твои документы. А шкатулку я в саду закопала – и она, как ни в чем не бывало, принялась за стряпню.
Олечка потрясено посмотрела на эту хрупкую, мужественную женщину, которая подвергла себя такой опасности ради совершенно незнакомого человека.
Точку во всей этой Петроградской истории поставил отец Михаила. Вечером он пришел с работы и заявил:
– Все, завтра у вас с Михаилом свадьба. А послезавтра он увозит тебя к «твоим» родственникам в деревню.
Оля от удивления чуть не присела мимо кресла, клубочек с вязанием упал на пол.
– А Миша знает?
– Нет. Просто сегодня меня остановила соседка и спросила, что за девушка у нас проживает. Пришлось сказать, что ты невеста Миши, училась здесь в училище, а теперь живешь у нас. Не понравилась мне, как Марковна на меня смотрела, вот я и подумал – нужно, тебя девонька, увозить. У нас родня в деревне, туда и поедете. Я зашел к Мише на службу и передал записку, чтобы он вечером заглянул домой, так что сын скоро уже будет.
Миша был огорошен не меньше своей юной невесты, но для его семьи, в сложившейся ситуации – это являлось единственным выходом.