Олег кричал, ругался, потом вдруг, словно, очнулся, увидев перед собой плачущую девочку с голубыми отцовскими глазами. Конечно же, она не знала, его маленькая сестренка. Вряд ли их чопорная, благовоспитанная мать вела со своей взрослеющей дочерью подобные беседы. Он, как опытный ловелас, прекрасно понимал, как легко соблазнить глупую девчонку. Только он в отличие от своих друзей, Олег избегал общения с юными восторженными барышнями.
Он шагнул к Марине, обнял ее,потом стоял на коленях перед плачущей сестрой, просил у неё прощения, затем снова умолял её назвать имя отца ребенка. Но Марина была тверда как скала. Она хватала его за руки и твердила, что знает верное решение.
– Ну, какое решение, Марина? – Олег заметался по номеру и потом остановился напротив плачущей девушки. – Что ты можешь предложить?
– Братик миленький! – сквозь пелену слез она смотрела на него с надеждой. – Я рожу этого ребенка здесь. А вы со Светланой всем скажите, что он ваш. Вы же не живете в Союзе. Никто ничего не узнает. Правда я хорошо придумала, – по-детски прошептала девушка, вопросительно заглядывая в его потемневшие от гнева глаза.
Олег ничего не сказал, просто мягко отстранил её и вышел из комнаты.
Марина все ночь проплакала у себя в номере, а Елена Михайловна гладила её по голове и все говорила и говорила: мужчины грубы и эгоистичны, а её «лапушка» так наивна и доверчива, и что, если бы была жива её покойная сестра, этого бы не случилось. Когда Марина уснула, тетя спустилась в комнату Олега, постучалась и, так, не дождавшись ответа, вошла.
Елена Михайловна не имела своих детей и всю свою жизнь посвятила племянникам. Она жалела Марину, но переживала и за Олега, зная, что решение принимать, ему и потом с этим жить.
Теперь «бедный мальчик» лежал на диване, уставившись в одну точку. Казалось, он внимательно рассматривает старинную лепнину потолка. Услышав скрип открывающейся двери, Олег слегка повернул голову, увидел тетю и опять отвернулся.
– Елена Михайловна, я сейчас не могу ни с кем общаться! – устало проговорил он, – Какой бы выход из сложившейся ситуации я не придумал, вам придется мне помочь. Поймите – это все, только ради Марины.
Женщина вышла, тихонько прикрыв дверь.
Олег понимал – предложенный сестрой сценарий никуда не годился. Светлана ни за что не согласиться. Одно её неосторожно сказанное слово, и репутация его семьи будет погублена. Нужно что-то делать. Он примет решение, одно единственное верное в этой ситуации. Олег не спал до утра, а на рассвете позвонил по давно забытому номеру и вскоре уехал.
Он заказал столик в прибрежном ресторане и стал ждать. Человек приехал к строго назначенному времени. Он был уверен в себе, вальяжен и не суетлив. Выслушав, что конкретно от него хотят, молча, кивнул, взял задаток и ушел.
Теперь оставалось только ждать…
…
Очнувшись от своих воспоминаний, Олег посмотрел на ребенка. Затем, преодолев себя, подошёл поближе. Ребенок был прехорошенький, он не плакал, просто смешно сучил толстенькими ножками.
Боль снова «захлестнула с головой», ему так захотелось взять ребенка на руки и прижать к груди. Но Олег знал – этого делать нельзя. Иначе он не сможет осуществить задуманное. Во имя семьи! Во имя сестры!
На розовой детской ножке тоненькой цепочкой вилось родимое пятно – их семейное отличие. Родная кровь!
Синие глаза молодого человека поддернула легкая дымка. И в этот момент в дверь деликатно постучали. Крепко сжав челюсти, Олег повернулся к выходу.
Вошла Елена Михайловна. Её глаза припухли, от недавно пролитых слез. Она старалась не показывать их племяннику, понимая насколько тяжело ему далось, это решение. Но иначе они поступить не могут.
Завтра Марине скажут, что ребенок умер. Молодая мать поплачет, ей дадут успокоительного, и она уснет. Пройдет время и все наладится. Может даже все будет хорошо. Главное они сберегут её честь!
А пока нужно подумать о ребенке. Елена Михайловна запеленала младенца в одеяло. Видя, что Олег отвернулся, не в силах смотреть на это, она тайком перекрестила дитя, положила в переноску и позвав племяннику отдала ему их «маленькую тайну».
Олег взял переносную люльку и, быстрыми, гулко отдающимися от старинных каменных плит, шагами пошел к служебному входу в замок. В этом крыле санатория никого не было. Не сезон. Тайну будут знать только здесь присутствующие. Эхо от шагов, словно осколки впивалось в мозг: «Так надо! Так надо!» Со стен тускло освещенных неяркими фонарями хмуро смотрели фигурки фавнов. Они криво улыбались, словно, радуясь происходящему.