Оглушительный визг прерывает поток приятных мыслей, грубо возвращая в душную, тёмно-зелёную действительность. Перед нами вспыхивают один за другим цветы, розовые, кроваво-красные, ядовито-жёлтые. Их лепестки светятся, разрывая ночной мрак. Однако, самое гадкое, не это странное свечение, а мерзкий, выбивающий слёзы из глаз, вызывающий рвотные позывы гнилостный запах разлагающегося труппа. Задерживаю дыхание, останавливаюсь, и только спустя несколько секунд, мысленно хвалю себя за правильное решение. Цветы слепы, и реагируют на звук. Мой инстинкт самосохранения сработал быстрее, чем я это сумела осознать. Зато Анатолий продолжает визжать, стараясь обойти, висящие на лианах гигантские, величиной с тазик, пасти зловонных цветов. Они же, синхронно поворачивают головки в его сторону, и я, отчего-то, понимаю, что этим наше знакомство с цветами не закончится, уж слишком рьяно пульсируют и набухают сердцевины и подрагивают, словно в предвкушении добычи, лепестки.
- Заткнись! – ору я так, что у самой звенит в ушах. – Они реагируют на звуки! Замри!
Цветы, словно по команде, поворачивают головки в мою сторону, и это даёт чиновнику шанс. Однако, он этот шанс игнорирует, продолжая истерично визжать и размахивать ножом.
- Суки! Суки! Суки!
Жирная рука, с зажатым в ней ножом. Беспорядочно машет, то делая выпад вперёд, то взлетает вверх.
Успеваю упасть на землю, перед тем как из чёрных сердцевин хищных растений вырываются острые длинные шипы. Подтягиваюсь на локтях, обхватываю ногу Анатолия, пытаясь повалить его на землю, но тот лягает меня пяткой ботинка в плечо. Отлетаю в сторону, перед глазами на мгновение чернеет от стреляющей боли. Держусь из последних сил, чтобы не завопить, утыкаюсь лицом в траву.
- Суки! Суки! Суки! – продолжает орать Анатолий. – Что за хрень?
Запах мертвечины густеет, слышится какое-то бульканье и чавканье.
Визг становится ещё тоньше, ещё пронзительнее, до звона в барабанных перепонках, а затем, наступает абсолютная, страшная тишина. Замолкают и птицы, и цикады. Осторожно приподнимаюсь на локтях, ощущая боль в ушибленном плече, оглядываюсь. Цветы, захлопнув свои хищные пасти, вновь слилваются с окружающей зеленью, о произошедшем напоминает лишь, словно зависшее над землёй, пронзённое насквозь тонким шипом, тело Анатолия, нелепо раскинувшее по сторонам руки.
Подползаю к мужчине, трясу, с начала осторожно, затем, сильнее. Анатолий не реагирует. Поднимаю пухлую руку, в свете луны блестит браслет от часов и обручальное кольцо на безымянном пальце. Пытаюсь нащупать пульс, но лучевая артерия нема, ни одного толчка. Кладу ладонь на сонную, но и на ней пульс не прощупывается. Рассматриваю половину шипа, торчащую из спины, вторая половина пробила грудину. Это-смерть, верная и неотвратимая. Десяток других, таких же шипов торчат в земле и в стволах ближайших деревьев.
Внутренности скручивает в болезненном спазме. Меня выворачивает наизнанку, и сотрясает крупной, противной дрожью. Зелёная тьма джунглей, тошнотворное дыхание цветов, пронзённое шипом мужское тело, гнойник луны в черноте равнодушного неба, всё это кажется дурным, нелепым сном. В моей жизни не должно быть таких ужасных моментов. Да, она – моя жизнь, скучна, наполнена рутинными проблемами и делами, тревогами, порой глупыми и накрученными мною же, но не такой. Осознание того, что я в джунглях совершенно одна, пронизывает тело электрическим током. Одна, среди враждебной природы! Нет! Судьба не может быть ко мне настолько жестокой. Наверняка, в теле Анатолия теплится хотя бы маленькая искорка жизни. Протягиваю руки к мужчине, закрываю глаза в ожидании того, что перед внутренним взором вспыхнет цвет, любой, синий, красный жёлтый, готовлюсь к ощущениям, тоже любым, ведь Молибден предупреждал, ощущение холода, жара, прикосновения к чему-то липкому, скользкому, шершавому. Собираюсь начать путешествие по облаку чужой ауры, но всё глухо. Я ничего не вижу и ничего не ощущаю, лишь пустоту. Страшную пустоту, свидетельствующую о смерти. Беззвучно плачу, глотая солёные, с привкусом крови из прокушенной губы слёзы.
Ах! Вернуться бы в свою, привычную жизнь, к Полине. Тусклая лампочка под пожелтевшим потолком, включённый телевизор, сериал сквозь шум и помехи, жаренные семечки на газетном листе и чувство умиротворение, которое изредка нарушается ожиданием телефонного или дверного звонка. Ведь в любой момент мог кто-то из Полькиных друзей позвонить или зайти, отняв у меня сестру на целый вечер.
Господи! О чём я думаю! Прямо на моих глазах умер человек, мой однокурсник, а я… Это шок. Защитная реакция на стресс. Иначе, я сойду с ума.
Отползаю от тела, прислоняюсь к стволу ближайшего дерева, кладу голову на сомкнутые колени. Сейчас двигаться дальше – безумие. Сколько ещё подобных цветочков мне может встретиться? Останусь тут, а утром решу, что делать. Хорошо бы на дерево залезть, но больная нога этого не позволит. Ладно, двум смертям не бывать, одной не миновать. Если уж суждено мне погибнуть от зубов хищника, так тому и быть. В любом случаи, ничего я предпринять не смогу.
Глава 19
Просыпаюсь от боли в затёкшем теле и неприятного гудения. Какое-то время не открываю глаза, стараясь вспомнить, где нахожусь и по какой причине все мышцы ноют так, словно на мне всю ночь мешки таскали.
В первые секунды после пробуждения проблема не кажется настолько страшной, каковой казалась перед сном. Человеческий мозг щадит своего носителя от безумия, даёт привыкнуть к окружающей действительности, осознать, что он всё же жив, а это не так уж и мало, ведь после сна, он наиболее уязвим. Но это лишь в первые минуты. Затем, весь ужас произошедшего возвращается вновь, вот только, окунуться в сон и заставить себя думать, что после пробуждения будет всё иначе, уже нет.
- Дура! Ты – самая настоящая дура, Илона, - эта мысль приходит в голову первой, стоит мне открыть глаза и оглядеться.
Источник гадкого гудения находится сразу. Трупп, уже начинающий разлагаться, что не мудрено на такой-то жаре, окутан зелёным облаком мух. Внутренности вновь сжимаются в рвотном спазме, однако извергать больше нечего, и я какое-то время, отвернувшись в противоположную сторону, гляжу на занавеску зелёных лиан. Мысли ворочаются неуклюже, медленно, словно жирные улитки. Думаю о том, что нужно бы похоронить Анатолия, но нет лопаты, думаю о том, куда двигаться теперь, вперёд или назад. Понимаю, что ни того, ни другого делать не хочется, а хочется спать и пить. Открываю рюкзак, отпиваю несколько глотков из пластиковой бутылки. Цепляюсь взглядом за рюкзак однокурсника. Ему он уже без надобности, а мне пригодиться. Подтягиваю к себе, беззастенчиво роюсь. Две бутылки воды, печенье, нож, спички, чемоданчик с муп лодкой внутри. Перекладываю вещи в свой рюкзак, поднимаю с земли палку, поворачиваюсь в ту сторону, откуда мы пришли. Мысль о возвращении соблазнительна, наверняка, мы не успели уйти слишком далеко. Холодный душ, апельсиновый сок, чистая одежда и Молибден.