Пепе улыбнулся:
– Мама, а можно я надену шляпу с лентой?
Она тотчас растаяла:
– Конечно, Пепе.
– А зеленый шейный платок на шею? – мягким и вкрадчивым голосом спросил он.
– Так и быть, если обещаешь обернуться быстро и без приключений, зеленый платок тоже можешь взять. Только снимай его за едой, не то заляпаешь…
– Si, мама. Я аккуратно буду есть. Я уже взрослый.
– Ты-то? Взрослый? Букашка ты, а не взрослый!
Пепе отправился в хлипкий сарай, взял там веревку и пошел на холм ловить лошадь.
Отцовское седло было ветхое, так что под стершейся кожей тут и там проглядывал дубовый каркас. Когда Пепе поймал лошадь, оседлал и забрался на нее верхом, мама Торрес вынесла ему из дома круглую черную шляпу с кожаной лентой на тулье, а на шею повязала шелковый зеленый платок. Синяя джинсовая куртка Пепе была гораздо темнее брюк, потому что стирали ее куда реже.
Мама вручила сыну большой пузырек для таблеток и несколько серебряных монет.
– Это на лекарство, – сказала она, – а это на соль. И не забудь поставить в церкви свечку за папу. Это на сласти для малышей. Ужином тебя накормит моя подруга миссис Родригес, глядишь, и переночевать пустит. Когда придешь в церковь, десять раз прочти «Отче наш», двадцать пять – «Аве, Мария» и сразу выметайся оттуда! А то знаю я тебя, дубина стоеросовая: будешь весь день читать молитвы и глазеть на свечки да на иконы. Вредная это привычка – на красивые вещи заглядываться, понял?
В черной шляпе, прикрывавшей заостренную макушку и копну черных волос, Пепе выглядел совсем взрослым и серьезным. Да и в седле он хорошо держался. Мама Торрес подумала, какой у нее красивый, высокий, смуглый и стройный сын.
– Я б тебя, букашку, одного в город не отправила, да вот лекарство перевелось, – тихо сказала она. – А без лекарства нельзя, вдруг у кого зуб заболит или желудок расхворается? Всякое ведь бывает.
– Adios, мама! – воскликнул Пепе. – Я скоро вернусь, не переживай! Можешь посылать меня в город почаще. Я теперь взрослый!
– Глупый цыпленок ты, а не взрослый.
Пепе расправил плечи, щелкнул поводьями по лопаткам лошади и ускакал. Оглянулся он всего один раз: домашние еще стояли и смотрели ему вслед. Пепе гордо улыбнулся и пустил свою крепкую буланую лошадку рысью.
Когда он скрылся за небольшим уклоном дороги, мама повернулась к малышам, но обратилась не к ним, а скорее к самой себе:
– Он теперь почти мужчина. Наконец в доме опять будет мужчина! – Она посмотрела на детей, и взгляд ее стал суровее. – А ну ступайте на скалы. Сейчас будет отлив, насобираете морских ушек.
Она дала детям по железному крюку и отвела к крутому спуску на скалы. Потом взяла гладкий камень метате и села у дверей дома молоть кукурузную муку, время от времени поглядывая на дорогу, по которой ускакал Пепе. Наступил полдень, а затем и день: малыши отбивали мясо моллюсков о скалы, чтобы не было таким жестким, а мама Торрес раскатывала лепешки. Потом, когда красное солнце стало опускаться в океан, они поужинали. Вечером все сидели на ступеньках крыльца и следили за восходом белой луны.
Мама сказала:
– Сейчас он должен быть у моей подруги, миссис Родригес. Она накормит его вкусным ужином и что-нибудь подарит.
– Когда-нибудь я тоже поеду в Монтерей за лекарством. А Пепе правда стал сегодня мужчиной?
– Мальчик становится мужчиной, когда в доме нужен мужчина, – мудро ответила мама Торрес. – Запомни это. И сорокалетние детины на свете бывают, а все потому, что в мужчине нет нужды.
Вскоре они легли спать: мама улеглась на свою большую дубовую кровать в одном конце комнаты, а Эмилио и Рози свернулись в набитых сеном и овчиной ящиках на другом конце.
Луна потихоньку поднялась в небо, на скалах грохотал прибой. Закричали первые петухи. Океан успокоился и вкрадчиво зашептал у берегов. Луна покатилась к океану. Петухи запели снова.
Перед самым рассветом, когда луна почти окунулась в воду, Пепе въехал на запыхавшейся лошади в родную долину. Его пес принялся скакать вокруг лошади и радостно тявкать. Пепе соскользнул с седла на землю. Ветхая лачуга блестела серебром в лунном свете, отбрасывая на северо-восток черную квадратную тень. На востоке громоздились горы, вершины их таяли в светлеющем небе.
Пепе устало поднялся по трем ступенькам и вошел в дом. Внутри было темно. Из угла раздался шорох и мамин крик:
– Кто идет? Пепе, ты?
– Si, мама.
– Ты купил лекарство?
– Si, мама.
– Тогда укладывайся. Я думала, ты заночуешь у миссис Родригес. – Пепе молча стоял в темноте комнаты. – Ну, чего стоишь? Вино пил, что ли?