Тихая непроезжая улочка с одноэтажными частными домиками — вот где жила она. Чем ближе подходил он к дому № 17, тем страшнее становилось ему. Что он делает? Зачем все это? Может быть, не заходить, пройти мимо, а если повезет — издалека увидеть ее, не признаваясь? Она-то вряд ли его узнает.
Дом № 15. Следующий ее. Михаил еще больше замедлил шаги, чтоб как можно больше успеть рассмотреть: дома располагались в глубине двориков.
Вдруг ехавший по дороге мальчишка кубарем скатился со своего велосипеда и брякнул его чуть ли не под ноги Михаилу. Он кинулся в дом, в ее дом, а сам все оглядывался на Михаила и уже на бегу стал что-то кричать туда, в открытые окна дома. Михаил не слышал — что, но почему-то понимал, что это касается его.
На крыльцо выскочила женщина, взглянула на него и медленно села, уставив на Михаила черные неподвижные глаза. Возле нее застыл мальчишка и тоже смотрел на Михаила черными ожидающими, испуганными и в то же время радостными глазами.
Михаил отметил все это еще ничего не осознавая. И вдруг узнал, рванулся, уже больше ничего не видя и не помня, кроме этих черных круглых глаз.
— Ну вот, ну здравствуй, — едва владея прыгающими губами, пытался улыбнуться он.
Она встала и припала к нему. Совсем как тогда на вокзале. Отчаянно и слепо.
Михаил начал приходить в себя. Он обнаружил, что мальчик тоже прижался к его боку и обхватил своими жаркими ладошками его локоть. Он неотрывно глядел в лицо Михаила, и Михаил наконец встретился с его сияющим взглядом. Он отпустил Таю. И, чтобы хоть что-то сказать, спросил мальчика:
— Как тебя звать?
— Миша, — просиял ему мальчик всем лицом.
Вот как назвала она своего сына. Случайно? Нет?
— Учишься? В каком классе?
— В третий перешел.
На год младше его Толика.
А Тая, пока он, приходя в себя, разговаривал с мальчиком, засуетилась, забегала: то в летнюю кухню, то в дом. На ходу скинула фартук, шаркнула веником у порога. Затем отозвала сына, что-то пошептала ему. Мальчик убежал.
— Заходи, Миша, в дом. Жарко во дворе.
Он зашел в дом, сел на предложенный стул и стал оглядываться.
Комната была большая, плохо обставленная и, главное, неухоженная. Как будто здесь жили временные жильцы, которым не хотелось всерьез заниматься чужим жилищем.
Тая вышла из-за перегородки, быстро покидала какую-то снедь на стол, позвала его.
Он не узнавал себя. Делал все как-то тупо, машинально, как робот. Если бы ему предложили сейчас выйти в окно, он, наверное, покорно полез бы в окно. Он поймал себя на этой мысли, хотел рассердиться на себя, чтоб встряхнуться, и не мог.
Пришел Миша, передал что-то матери, она вывела его, снова что-то пошептала. Мальчик заглянул в дверь, счастливо посмотрел на Михаила и ушел.
— Он так на меня смотрит, как будто давным-давно знает.
Тая налила в рюмки какого-то вина, и, чокнувшись, они выпили. Она тут же налила по второй: видно было, что она спешит снять напряжение. И после второй заметно отошла. Встала к комоду с мутным зеркалом над ним и, порывшись в шкатулочке, что-то нацепила себе на грудь. Когда она снова села, Михаил увидел серебряную звездочку о восьми лучах с голубыми камушками.
— Узнаешь?
Он только кивнул: горло сдавила спазма. Столько лет — и сохранила.
Тая положила ему на тарелку какую-то еду, положила себе, налила еще раз в рюмки и тогда совершенно спокойно сказала:
— А смотрит на тебя так, потому что считает, что ты его отец.
— К-как отец? — впервые в жизни стал заикаться Михаил.
— Да так. Разозлилась я на мужика своего, такая гадость попался, я ему и сказала, что ребенок не его, а твой. Приезжал, мол, ненадолго. И Мишутке так сказала, фотографию показывала.
Она опять подошла к комоду и подала ему стоявшую там фотографию в резной деревянной рамке. Все было так нереально. Он взял фотографию словно не своими — чужими руками. Взглянул чужими глазами: это он, старая фронтовая фотография. Она стоит здесь, в чужом доме, где его не считают чужим. А он живет где-то там, далеко, и ничего не ведает…
Фотография была увеличена и, как всегда в таких случаях, искажена, но все-таки мальчик узнал его сразу. Может быть, оттого, что ждал его всю свою коротенькую жизнь. Вглядывался в каждого прохожего.
Тая протянула руку, забрала фотографию.
— А что же муж твой?
— А-а, — поморщилась она, — выгнала подлеца. Он у меня второй был. Первый-то умер. Дочка от него, в Симферополе, в ПТУ учится. Да ты пей, ешь. Или не нравится моя стряпня? Не ждала тебя, уж что есть.