Теперь он чует только трухлявое дерево, удушающую сладость от помытого пола. Готовит жена какое-то варево, и он слышит горький чад. Дочка сбрызнула себя одеколоном, «Манон» называется, — нравилось прежде, теперь с души воротит.
Что говорить — неладное с ним. Вон жена. Моложе его всего на каких-то полгода, а суетится по хозяйству, мечется туда-сюда, и вид такой, будто вся эта работа ей в удовольствие, как в молодости. Не только дом на ней держится, а еще в совхозе складом заведует. Крепче, что ли, женщины скроены? Впрочем, и мужики в его годах живут себе, на кроватях не валяются.
Принесла полные ведра с водой Наташа. Ладная девушка, красивая. И характер хороший, и образование есть… а вот поди ж ты, пропадает впустую.
Десять лет они с женой ждали ребенка. Жена и по врачам, и по знахаркам бегала, и корешки какие-то горькие пила, и на горшке с дегтярным, глаза выедающим дымом сидела. Намаялись оба. Всех слушали, кто что скажет. Конечно, если б не война, послали бы ее на курорт, вон как жену мастера с завода — в Крым, в эти самые, слово еще такое… да, Саки. На другой же год двойню принесла. Теперь не знают, как спастись от этих детишек. Так и сыплются.
А у них с женой все-таки родилась Наталья. От радости, что ли, великой. Как пришел с фронта, после победы… Потом опять как заклинило. Никого.
Потому, конечно, и тряслись над дочерью. Уйдет, бывало, на гулянье в клуб там или на танцы — оба не спят, ждут, когда шаги ее простучат по деревянным мосточкам. Простучат с мостков на крыльцо — тогда можно и засыпать.
Как-то мать с веником выскочила, когда Наталья слишком припозднилась и шаги ее выстукивали вровень с другими, потяжелее, — ясно, что не женскими. Мать не постеснялась кавалера, накричала на дочку, даже веником прошлась по спине. Все это для порядка, для приличия, чтоб люди видели, в какой строгости дочь содержится, чтоб никакой напраслины не вздумали навести. Не обсевок какой их Наталья — многих получше, долго ли девичье имя замарать, хотя бы из зависти.
По теперешнему своему безделью о многом передумал Филипп Трофимович. И в том, что дочь задержалась в девичестве, винил в первую очередь жену: слишком строга была. А зачем? Но так как и с себя вины не складывал — соглашался ведь, не спорил, — то и не упрекал жену, себя казнил. Раньше надо было думать, раньше надо было проявить дальнозоркость.
Вот Иринка проулковская. Девка была — оторви да брось. Наташке водиться с ней запрещали. Каких только разговоров жена о ней не приносила. А жизнь у нее сложилась — дай бог всем так: муж непьющий, тракторист, заработки большие, детишек уже двое. Один — Колька-пузанок — скоро в школу пойдет. Все сплетни-разговоры давно забыты, и отец с матерью только радуются на счастье дочкино да с внуками нянчатся.
Бывало, Филипп Трофимович не очень уважительно на Иринкиного отца поглядывал, теперь же сам старается с ним не встречаться, сочувствия его, в котором чудится насмешка, не слышать. Может, зря он так на соседа, может, тот от чистого сердца жалеет Наташу, только все одно приятного нет, что дочь твоя жалость у людей вызывает.
Конечно, по прежним меркам Наташу можно считать перестарком. Да и теперь тоже, глядишь, сопливые девчонки, только нос подолом перестали вытирать, а уже замужем, с детьми нянчатся.
Наташа в кино или на артистов в клуб сходит, а так все дома да дома. Много ли дома высидишь? Только куда и пойти? На танцы в ее возрасте не ходят. Хоть и красивая, хоть и молодая с виду, а все-таки с пацанами не будешь отплясывать. К тому же — учительница.
Эх, дураки мужичье: такую невесту проглядели. И ласковая, и послушная. А уж опрятная — поискать. Другая на ее месте давно бы либо ведьмой, либо гуленой какой стала. С двумя-то стариками молодой девушке шутка ли жить…
Филипп Трофимович никому не говорил, даже жене, но как-то будто по делу — помочь сарай перестроить — позвал своего помощника. Знал, что он парень неженатый и хоть ростом не вышел, в остальном ничего: скромный, работящий, жену не обидит — не тот характер. Пройдет время, притрутся — и пара с Натальей не хуже других получится.
Филипп Трофимович работал на заводе в поселке за рекой. Работа кузнецкая нелегкая, но зато были у него и почет и уважение от начальства и от своего брата рабочего. Мечталось ему подготовить добрую замену на свое место, такого, чтоб люди потом его хорошим словом вспомнили, что позаботился о заводе, не просто так — взял да ушел.
Помощник — Геннадием его звали — толковый парень, выйдет из него замена. Серьезный, зря языком не болтает, к работе охоту имеет. Так что и породниться с ним не стыдно.