— Так уж? — посомневался Егор Сидорович.
— Так уж. Впрочем, сам увидишь.
— Когда?
— Завтра с сыном приезжает.
— Куда? К нам?
— Ну нет уж. Я им комнату снял.
— Это правильно, — одобрил Егор Сидорович. — Ты поаккуратнее с матерью-то. Переживает очень. Правда, что много старше тебя? Или это она так… преувеличивает?
— Какое это имеет значение? — нахмурился Виктор. — Сказал матери в порядке информации, потому что Ване, сыну, скоро девять, так чтобы при встрече не удивлялась.
— Девять, — забеспокоился Егор Сидорович, — шутка ли? Был бы маленький — одно дело…
— И ты тоже? Познакомился бы для начала, а уж потом…
— Факт-то все равно остается: и старше, и с ребенком.
Виктор грохнул утюгом о подставку.
— Не понимаю: вы о себе хлопочете или обо мне? Если обо мне, то я уже сказал: мне ничего другого не надо.
Похоже, он готов был из-за этой женщины сражаться со всем миром, не то что с отцом-матерью.
— Что, действительно так уж хороша? — с любопытством спросил Егор Сидорович.
Виктор сразу отмяк, застенчиво заулыбался:
— Не хороша, а лучше всех.
И Егор Сидорович засмеялся. Черт побери, а ведь прав сын: радоваться за него надо!..
Через два дня — было как раз воскресенье — Виктор, вскочив ни свет ни заря, чтоб бежать к своей ненаглядной, спросил:
— Так как, мама, знакомить тебя с Ольгой?
Вера Николаевна, не разговаривавшая с ним эти дни, повернула к нему страдающее лицо.
— Если я тебя попрошу… как сына попрошу… подожди немного — всего какой-нибудь год, а тогда и решай. Сделай это для меня, для своей матери.
Виктор вроде как задумался. Стоял, смотрел в окно. Вере Николаевне показалось, что он колеблется.
— Это же пустяки — один год. Вроде маленького испытания.
— Я хотел подготовить, — медленно, продолжая смотреть в окно, сказал Виктор, — но раз так… мы уже год как женаты.
…Вера Николаевна сосала валидол, но нарыв в сердце не проходил, тянул, готовый вот-вот лопнуть, и это было страшно, потому что это означало бы конец… Она лежала и массировала сердце, повторяя про себя медленно и ритмично: «Мое сердце здоровое, хорошее, бьется ровно и четко. Мое сердце здоровое, хорошее».
Из соседней комнаты то и дело выглядывали то Егор Сидорович, то Виктор с перепуганными лицами.
«Отравлю», — вдруг мелькнула острая, как игла, мысль. До того острая, что даже царапнула под черепом. Царапнула и ушла. «Отравлю, а потом будь что будет», — вернулась опять.
Она лежала и вспоминала разные слухи, сплетни, читанные романы. Вспомнила, что где-то какая-то мать, невзлюбившая невестку, пригласила ворожею и та сделала так, что молодые возненавидели друг друга. Гипноз? Внушение? Вон как шаманы или колдуны напускают порчу. Вспомнилась статья, которая ходила у них в поликлинике, в ней один академик честно сознавался, что бывают случаи, когда простыми народными средствами лечат болезни, перед которыми научная медицина пока бессильна. Да мало ли их, кто их не слышал — необъяснимых, странных вещей.
Недавно она зашла в больничную палату, когда подменяла ушедшую в декрет сестру. Зашла в разгар спора. Одна больная уверяла, что сама своими глазами видела, как знахарка из Скурихина — кажется, она назвала Скурихино? — заставила параличную женщину шевелить рукой, потом ногой.
Вера Николаевна одернула ее тогда, чтоб не болтала глупостей, хотя, честно сказать, самой было бы любопытно ее послушать. Все-таки она назвала тогда Скурихино. Если в самом деле Скурихино, то это совсем недалеко, километров пятнадцать — двадцать. Как-то ездили на автобусе от завода за грибами. Проезжали.
Она поймала себя на том, что всерьез лежит и обдумывает то, над чем еще пару дней назад зло и весело посмеялась бы. Вот до чего дошла она, до чего довел ее самый близкий человек — сын.
Вера Николаевна заплакала. Слезы приносили облегчение. И она плакала, уже радуясь тому, что это приносит облегчение, и в то же время плакала, что ей приходится плакать, чтобы было облегчение.
Виктор жил где-то на квартире с Ольгой. Егор Сидорович и Вера Николаевна молчали о нем, ничего не говорили, будто не было с его стороны никакого признания и вообще не было его здесь в городе.
Но когда через пару дней Виктор забежал их проведать, Вера Николаевна сказала все-таки:
— Приводи эту свою к ужину, посмотрим с отцом, кем ты нас осчастливил.
Виктор сразу ощетинился:
— Если ты собираешься и с ней так разговаривать, то, конечно, не приведу. Она и без знакомства с нашей семьей проживет. Я думал — как люди познакомитесь.