— Да девки, они завсегда так, Алешенька: чем больше ей кто по сердцу, тем сильнее того гонит. Потому — проверяет, крепко ли любит. Вот ты ей и докажи.
Наконец Дуся не выдержала, пошла к матери Алешки.
Катерина была одна. Узнав Дусю, она засуетилась, стала выставлять на стол какие-то припасы.
— Ой, да кто это к нам пришел-то!
Она искательно заглядывала Дусе в глаза, пыталась улыбаться.
Но Дуся не расположена была вести разговоры.
С ходу заявила:
— Вог что, тетя Катя, вы скажите своему Алешке, чтоб он не смел за мной ходить. Люди смеются. Что я, посмешищем должна быть по его милости?
Тетя Катя опустилась на табурет, щеки ее посерели.
— Отчего же посмешищем? — тихо спросила она. — Алешка парень как парень, с лица не урод, работящий…
— А что мне с его лица? Я тоже не урод какой, чтоб мне с придурковатым связываться, — брякнула Дуся.
Катерина словно давным-давно ждала этих слов, уронила голову на стол, затряслась от рыданий.
Дусе стало не по себе. Стояла и не знала, что делать, а женщина плакала все горше.
— Ну, чего уж так убиваться-то, тетя Катя. Ну, сказала я… так уж чего, это все знают…
Дуся готова была себе язык откусить за злые, необдуманные слова. Каково матери слышать такое? Она подошла к женщине, стала гладить по плечам, по голове. Тетя Катя, не поднимая головы, прижалась к ней.
— Это все я виновата, — стонала женщина. — Вытравить его хотела, а теперь… один он у меня во всем свете.
— А зачем вы, тетя Катя? — робко поинтересовалась Дуся. — Вас обманули, да?
Катерина со всхлипом вздохнула.
— Кто ж меня обманывал? Мужика на фронт взяли, а я в тяжести была, обузы испугалась. Да все равно родился себе и мне на горе. До трех лет не ходил, не говорил… Может, и отойдет еще, а? — заглядывая Дусе в глаза своими мокрыми покрасневшими и все равно красивыми, как у Алешки, глазами, вроде бы как уговаривала девушку тетя Катя. — Молодой. Читать-то его обучили, не дурак стало быть.
— Конечно, не дурак. Просто… верит он уж очень всем. А так ничего. И сердце у него доброе, поискать такое… — расстроенная, вторила ей Дуся.
Тетя Катя, видно, поговорила с Алешкой, потому что теперь он заметно сторонился Дуси. Нечаянно же встречаясь с ней, здоровался, краснея, потупив глаза, а потом долго смотрел ей вслед. Дуся отвечала ему ласково, но спешила пройти, чтоб он не остановил.
Последнее время она заметно изменилась — стала как-то тише, неприметнее. Подруги перешушукивались у нее за спиной.
Когда с полей возвращались колхозники, Никита выходил из своей мастерской и поджидал Дусю. Он радостно улыбался ей, не обращая ни на кого внимания, и Дуся, хоть и сердилась на него за это, все-таки довольна была, что он не скрывает своей симпатии к ней.
Пришел сентябрь с дождями, размытыми дорогами. Практика у Никиты кончалась. Он и Дуся последнее время почти не расставались: ходили, держась за руки, и то она у него пропадала в мастерской, то он приходил к ней и они прятались от дождя под навесом сарая на бревнах.
Уезжал он домой, в Москву, в конце сентября. Накануне они простились, потому что машина районного инспектора, на которой ехал на станцию Никита, уходила очень рано.
И все-таки, когда Дуся, не спавшая всю ночь, выглянула в окно, она увидела в конце улицы ожидавшего машину Никиту с рюкзаком на спине.
Дуся кое-как оделась, сунула босые ноги в туфли и побежала к правлению. Но не добежала и половины пути, как увидела, что газик инспектора, разбрызгивая грязь, выезжает из села.
Что теперь будет? Что же будет? Дуся знала, что Никита любит ее, но так же точно она теперь знала, что теряет его навсегда. Пройдет месяц-другой, он потоскует, потом занятия, товарищи, все приманки городской жизни отвлекут его, и он забудет ее. Далекими покажутся ему и Дуся, и село, и все, что было. А она? Разве сможет забыть его? И что остается ей здесь? Работа, девчата да… Алешка. Дуся вздрогнула. А может, и она… как мать Алешки… потому что… а вдруг она…
Дуся бросилась к дому. Столкнула со шкафа чемодан, сорвала с вешалок без выбора пару платьев, выскочила на крыльцо и тут же вернулась, рванула ящик комода — достать деньги.
Она вышла за околицу и стала ждать машину. Но прошла целая вечность, а ни одной машины так и не было.
Тогда она двинулась к правлению, уже не заботясь, что ее увидят. Но и на площади перед правлением было пусто.
— Здравствуй, Дуся.
Дуся резко повернулась и увидела Алешку.
— Который час?
— Седьмой.
— Седьмой?! — закричала Дуся. — Да что же это такое? Куда все машины подевались?