Она могла, например, не думая о последствиях, сказать:
— Где это ты видел пузатый автобус?
Ребята, конечно же, покатывались от «пузатого» автобуса — им ведь только дай предлог посмеяться… А бедный Кузя незаметно, чтобы не увидели ребята, не задразнили плаксой, глотал слезы.
Оксана не представляла, как обо всем этом говорить с учительницей. Заденешь ее самолюбие, еще, пожалуй, потом отыграется на ребенке. Выведет его в разряд тупиц, попробуй потом докажи, что это не так. Затурканный ребенок и в самом деле всегда выглядит тупицей. Кузя и так уже стал хуже читать, глотая слова и без всякого выражения, А с каким вдохновением читал он раньше, когда его слушала любящая публика: мама, папа, бабушка… Он хорошо разбирался в вопросительной интонации, восклицательной…
«Жива была бы Евгения Петровна, она бы нашла выход», — не раз вспоминала свекровь Оксана.
Умерла Евгения Петровна совершенно неожиданно. Как рассказывали ее сотрудники, протянула руку к вешалке за пальто, качнулась и упала. Когда прибыла «скорая», ничего уже сделать было нельзя.
Честно сказать, Оксана не слишком горевала: свекровь так и осталась для нее далеким человеком, но жаль было Николая, очень тяжело переживавшего смерть матери.
И, конечно, с Кузей стало сложнее, хотя в то же время жить стало как-то проще, не возникало так часто разногласий с Николаем. Вроде стали они друг другу ближе, единее, что ли. Больше ведь у Николая теперь не было никого, кроме Оксаны и сына.
Посоветовавшись с Николаем, Оксана взяла отпуск, чтоб помочь Кузе. Она наблюдала за своим мальчиком, и ей страшно становилось за его судьбу: какой-то он уж очень беспомощный, неуклюжий. Не в меру доверчив: каждый может его обмануть. И совсем не умеет постоять за себя.
Дома она часто ругала Кузю:
— Что ты стоишь как баран! Тебя бьют, а ты даже убежать не можешь! Дай сдачи, тогда к тебе никто лезть не будет, здоровый же мужик!
Иногда и грозила:
— Увижу, что ты не защищаешься, когда тебя обижают, — домой не пущу.
Она не знала, как помочь Кузе ломать свою натуру, вырабатывать характер. Это ведь целый день надо смотреть за ним, заниматься с ним. Бросить работу? Но это, во-первых, значит стать все равно что домработницей — ходить целый день в халате, с тряпкой, вытирай да подтирай, а во-вторых, на несколько лет обречь себя на нехватки. Неужели опять Николаю начать работать сверхурочно? Не видеть ни дня, ни ночи, как в начале их семейной жизни. Будь жива Евгения Петровна, она сейчас была бы на пенсии, занималась бы с Кузей, и не было бы с ним никаких проблем.
Оксана сидела у окна, штопая колготки Кузи, и вдруг в открытую форточку услышала его звонкий голосок:
— Не рибина, а рябина. Ря-би-на, понимаешь?
Опять он кого-то учит, ахнула Оксана. Сколько раз этому грамотею говорила, чтоб не исправлял никого, тем более, что пишется так, а говорится иначе, нет, снова за свое. Кто его любить будет, такого умника? Кто это захочет быть в дураках? Она выглянула из-за занавески и увидела Кузю и третьеклассницу Вику.
— Рябина? — удивилась Вика. — Это точно?
— Точно. У меня дома книжка есть про все деревья. Даже про пальмы.
— Ты что — любишь читать?
— Люблю. У меня миллион книг. А еще «Мурзилки», «Веселые картинки».
— Молодец, что любишь читать, — похвалила Вика.
И эта такая обычная вроде бы похвала вдруг вогнала Кузю в краску.
— Ты в каком классе учишься?
— В первом.
— Вот и правда молодец. В первом классе, а уже любишь читать. Наверное, отличник?
Кузина правдивая натура не позволила ему хотя бы промолчать:
— Нет, не отличник: я рисую плохо.
Но Вику это не обескуражило:
— Подумаешь. Ты разве художником будешь? Может, ты будешь летчиком. Я, например, тоже не умею рисовать, ну и что такого? Все равно я буду балериной.
— А я стражем природы, — сказал Кузя.
— Что такое страж природы? — заинтересовалась Вика.
Кузя стал объяснять.
Вике явно было интересно с ним. Они еще долго разговаривали, и, когда Кузя пришел наконец домой, Оксана поразилась его какому-то вдохновенному виду.
Утром он, как всегда, уныло, нехотя стал собираться в школу. Нехотя натягивал брюки, слонялся по квартире, явно оттягивая время. Жалко было смотреть на него: как на каторгу отправляется. Ничего не имея в виду, так просто, чтоб подбодрить его, Оксана сказала:
— Сейчас тысячи детей собираются в школу. И Андрюша, и Славик, и Вика.
— Какая Вика? — быстро спросил Кузя.
— Какая же еще? С первого подъезда. С которой ты вчера разговаривал.