Вика не ждала его, играла с девочками. Но Кузя покорно, как вассал какой-нибудь, пошел к ней, издалека протягивая руку с книгой.
После этого случая Оксана и вовсе невзлюбила Вику, хотя сама себе в этом не признавалась. Но как уберечь сына от этой напасти? Что придумать? Конечно, это пройдет само собой, но сейчас… сколько это будет длиться?
Она понимала, что все это выглядит со стороны смешно и нелепо. Расскажи ей кто-нибудь о подобном, она бы просто посмеялась: есть о чем беспокоиться — забавная детская история. Но как бы это ни было смешно со стороны — сознавать, что какая-то чужая девочка имеет неограниченное влияние на ее сына, было для Оксаны тягостно.
— Ой, — сказала она однажды, вернувшись из магазина, — я сейчас иду, гляжу — Вика. Нос синий, щеки синие, такая страшная, а рейтузы зеленые, пальто красное… Настоящий попугай.
Кузя исподлобья посмотрел на нее и сурово заметил:
— А у тебя тоже нос синий.
У Оксаны даже ноги подкосились.
Наступила зима. Отпуск у Оксаны кончился — и очередной, и за свой счет. Кузя опять стал ходить в «продленку». И Оксана была рада, что хоть благодаря этому сын теперь мало видит Вику, только по субботам и воскресеньям. Глядишь, и отвыкнет, и все глупые Оксанины волнения кончатся. А то смотреть тошно, как Кузя заискивает перед этой девчонкой.
Как-то, катаясь на санках с деревянной горки, он перевернулся и упал в сугроб. Встал — весь в снегу, даже лицо: дети, конечно, стали смеяться. И Вика туда же — хохочет вместе со всеми. Тогда этот дурачок, чтоб распотешить ее еще больше, бросился в снег и стал кататься как бочонок. Пришлось загнать его домой, переодевать, переобувать.
И все это были еще пустяки.
Случилось вот что. С Севера приехала в их дом семья морского офицера. В этой семье был мальчик лет четырех-пяти, Павлик, пухленький, румяный. В своей светлой пушистой шубке он был похож на белого медвежонка. И девочки все вдруг воспылали к нему нежными чувствами. Как только он выходил во двор, они бросали свои игры и устремлялись к нему. Наперебой старались ему угодить, потрогать его, рассмешить. Он по очереди был их «сыном».
На Кузю никто из них и не смотрел. Кузя опять стоял у крыльца, ни с кем не играл и угрюмо следил за Павликом. Однажды Кузя и Павлик из-за чего-то поссорились — скорее всего, тут сказалась Кузина ревность, — факт тот, что Кузя двумя руками толкнул Павлика. Тот упал и заревел благим матом. Даже сквозь запечатанные окна было слышно.
И тут же около мальчиков возникла Вика. Она стала что-то выговаривать Кузе. Лицо у нее при этом было злое, нахмуренное. Потом она взяла Кузю за плечи, повернула к себе спиной и пихнула: уходи, мол. И Кузя побрел домой.
…Он сидел уставившись в одну точку и ни о чем не хотел разговаривать. Не захотел смотреть мультфильмы по телевизору и сам, чего раньше никогда не случалось, до срока попросился в постель. Оксана ходила с веселым лицом, старательно улыбаясь, что-то напевала. Напомнила Кузе, что в следующее воскресенье они идут в цирк. Тут же стала делиться воспоминаниями, как девочкой ходила в цирк. Придумала на ходу, что клоун попал ей мячом в лоб. Кузя безразлично слушал, а может, и не слышал ничего, и Оксана всем своим существом чувствовала, что сын страдает. Она измерила ему температуру. Температура была нормальной.
Когда Кузя наконец уснул, Оксана стала думать, что делать дальше. Ей пришло в голову завтра подойти к Вике, поговорить, а потом пригласить к себе — посмотреть диафильмы или послушать детские пластинки со стихами, с песнями или еще что-нибудь придумать… Может быть, даже придумать какой-то праздник — купить торт, устроить чаепитие. Надо приглашать ее в дом, и почаще, Кузя тогда привыкнет к ней, увидит, что она самая обыкновенная девочка, нет в ней ничего особенного.
Вечером она опять заговорила с Николаем о своей беде. Но с Николаем трудно было говорить на эту тему, он чуть не смеялся над ней, не верил в серьезность происходящего, и Оксана злилась и не могла найти слов и доводов, чтоб убедить его в своих опасениях.
Вот и сегодня, горя от обиды и боли за сына, разозленная равнодушием Николая, вскипела;
— Так бы и убила эту девчонку!
Николай расхохотался. Хохотал, мотая головой, хватаясь за грудь.
— Если уж ты сейчас убить готова, то что будет потом? Хорошая из тебя свекровь получится, ничего не скажешь.
Для Оксаны это было громом с ясного неба. Свекровь? Значит, ей когда-то придется не так, как сейчас, а всерьез бороться за сына? Станешь ли тогда отвлекать его рассказами о цирке или обещанием купить игрушку? Да и с кем придется бороться? Это ведь будет уже не девочка — женщина, и неизвестно какая. Но почему обязательно бороться? Разве обязательно это будет плохая женщина, злая, вздорная, которая сломит Кузю, захочет, чтоб он полностью принадлежал только ей? Оксана сейчас не спит, думает о нем, мучается, а потом, когда он вырастет, она — что же — и прав на него не будет иметь? Будет подлаживаться к той женщине, чтоб разрешила любить сына? Может, потому Оксана и не любила Евгению Петровну, что та не подлаживалась к ней, вела себя так, как считала нужным вести себя с сыном, которого, родила, воспитала, дала образование… Только жену он выбрал себе сам, и этой жене мать его сразу стала лишней, ненужной.