С тех пор как умерла жена — как раз пять лет назад, — Гурий Афанасьевич ни разу не был в Орле. Последнее в ее жизни лето они провели в Нарышкине и только вернулись — случился с ней неожиданный сердечный приступ.
Гурий Афанасьевич не то чтобы замкнулся, просто жизнь для него потеряла всякий интерес.
Они с женой мечтали, что скоро он выйдет на пенсию. Мечтали не потому, что он не любил свою работу, школу, а просто хотелось пожить в свое удовольствие — попутешествовать без оглядки на сроки, засесть наконец за военные записки — он был на войне переводчиком в штабе армии, кое-что повидал, мог бы и рассказать о войне по-своему. Мечтали, что вместе с женой станут писать заметки о воспитании — она была учительницей младших классов. Боже мой, сколько было задумано! И все рухнуло. Он не только не вышел на пенсию три года назад, когда ему стукнуло шестьдесят, но, наоборот, боялся теперь, чтобы ему не намекнули, что пора… Он продолжал работать в своих старших классах. Не было прежнего огня, как в былые годы, но был опыт, знания, словом — работа, просто работа.
Дома сам себе готовил еду — научился по книге, делал что надо по дому, вовремя отдавал белье в прачечную, запасался по субботам и воскресеньям, как принято было это с женой, продуктами на неделю и без особого интереса по вечерам писал не то лекции, не то записки по педагогике. Писал и сам понимал, что они выходят вялыми, стандартными, но все-таки это было какое-то занятие.
В телеграмме не было сказано, отчего умер племянник, просто сообщалось, что умер и день похорон.
Гурий Афанасьевич положил в портфель полотенце, зубную щетку, мыло… Потом вспомнил и положил еще бритву, подумал немного и, больше ничего не вспомнив, с портфелем отправился в аэропорт.
Все было как обычно бывает в таких случаях плакала родня, убивалась мать, сидела с ничего не выражающим лицом, отупевшая от успокоительных лекарств жена. Девочка лет трех, дочка покойного, сновала между взрослыми, лезла к матери, которая отпихивала ее и с досадой говорила какой-то женщине: «Уберите Светку».
В комнате на столе стоял гроб.
Похороны были назначены на двенадцать, и в десять все вышли, чтобы сесть в машины и ехать на кладбище. Во дворе собралось много народа. Стояли прямо в снегу, на подтаявших мартовских дорожках. Только здесь Гурий Афанасьевич наконец узнал, что племянник разбился на мотоцикле.
Гурий Афанасьевич стоял в толпе, думал о своем, вспоминал, как жена возила племяннику подарки. Юрий был сыном старшей сестры жены. Сестра рано овдовела, и жена Гурия Афанасьевича понемножку помогала ей растить двух детей. До чего же скоротечна жизнь: вот нет уже и жены, нет и племянника. Теперь что ему, что матери Юрия осталось только ждать конца. Скорее бы. Жене Юрия плохо, очень плохо сейчас, Но она молодая. Пройдет время, погорюет, поплачет, а там найдет себе такого же молодого, как она, и будут жить.
Когда садились в автобус, Гурий Афанасьевич пропустил вперед себя миловидную женщину средних лет, которая почему-то застенчиво улыбнулась ему. «Кто-то из родни», — понял Гурий Афанасьевич, но кто — не вспомнил.
В автобусе ему пришлось сесть как раз рядом с ней.
— Здравствуйте, Гурий Афанасьевич, — сказала женщина и сбоку посмотрела на него как-то очень светло, приязненно.
— Здравствуйте, — мучаясь неузнаванием, ответил Гурий Афанасьевич.
— Вы меня не помните, а я у вас когда-то училась. Давно, когда вы еще в Орле жили.
Он здесь не жил уже… вот как ушел на фронт в сорок первом, с тех пор.
— И вы меня узнали? — искренне удивился он.
— Как же не узнать. Мы же ваших уроков как праздника ждали. Я в сорок первом как раз десятилетку закончила. Может быть, помните, в нашем классе такой Миша Стрелков учился, стихи писал?
Гурий Афанасьевич вспомнил Мишу Стрелкова. Да, был такой ученик в его жизни — ершистый, шумный, все ему хотелось как-то выделиться, наделать скандала. Стихи у него были недурные, но, конечно, подражательные. И Гурий Афанасьевич как-то всерьез пытался разобраться в них, чтобы понять, выйдет из Стрелкова поэт или это так, болезнь роста.
— Помню его. А где он?
— Это мой муж. Правда, мы с ним время от времени разъезжаемся — отдохнуть друг от друга, но потом ничего, опять собираемся.
Она легонько засмеялась, но тут же спохватилась, где находится, и погасила смех.
— Пишет стихи?
— Редко и плохо. К праздникам. Он передовицы в основном пишет. В редакции работает.
— Вот как. А вы… я вас, может быть, тоже помню?