Но делать нечего — они тоже не могут стоять в пробке несколько часов, у них есть работа.
— Войцех, ты и Вацлав остаетесь здесь, — решил пан старший инспектор, — около машин. На всякий случай в багажниках есть ружья, но не злоупотребляйте. Если будет возможность — отгоните машины на обочину. Остальные — за мной!
Рокош и впрямь был знатный — дорогу уже перекрыли. Человек двести, с плакатами, с транспарантами — «Вбийцы!» «Ироды!» «Прочь!» — перекрыли набережную, проходимость которой для машин имела для центра Варшавы стратегическое значение… и, похоже, не они одни. Небольшой отряд полиции пытался как-то сдерживать митингующих, но по глазам коллег пан Гмежек видел, что большинство полицейских ничего не будет делать, превратись рокош в погром или в бунт, а некоторые — не прочь и сами присоединиться к митингующим. Несколько метров и жидкая цепочка полицейских отделяли их от не менее жидкой, но вооруженной, в касках и щитах — видимо, в здании штаба округа специально для таких случаев хранили — цепочки казаков из охранной роты. В отличие от полициянтов, которые (за исключением жандармерии и некоторых частей дорожной стражи) не имели права носить автоматическое оружие, обходясь крупнокалиберными полуавтоматическими дробовиками, — у каждого из казаков на боку висел короткий, курносый «АКС-76У».
Пан Гмежек, привычно прикрывшись руками, врубился в толпу, следом, сдвинув ряды, шли еще четверо полицейских, их пинали, толкали, толпа улюлюкала, но ничего серьезного не предпринимали, нападение на полицейского — это повод применить оружие. Пан Гмежек не раз видел подобные рокоши, в отличие от больших мятежей они случались часто, и по поводам, которые в Центральной России не сочли бы даже заслуживающими внимания. Там даже из-за футбола не принято было бесчинствовать на улицах, все знали, что полиции на футбол наплевать, и дубинкой по хребту с пятнадцатью сутками арестного дома (и тяжелой работой) не обделят никого, а тут… последний раз такое случилось из-за какой-то передачи, когда толпа моментально собравшихся молодчиков, в основном студентов университета, пошла на штурм радиотелецентра Варшавы, а когда охрана угостила их дубинками и резиновой картечью — начался рокош. Здесь, в принципе, было то же самое, но что-то подсказывало пану Гмежеку, что в этот раз добром не кончится.
Протолкавшись через толпу — пиджак можно было выбрасывать, — пан Гмежек предъявил полицейскому, командующему кордоном, свое служебное удостоверение, они прошли за первую линию оцепления. Впереди была вторая — даже толпа замерла, видя, как полицейские идут через ничейную, заплеванную и загаженную землю, а навстречу им выходит молодой бородатый казак, на ходу перекидывая поудобнее щит.
— Чего надо, паны? Нельзя сюда!
Казак выглядел решительно, и то, что перед ним полицейские — его ничуть не смущало. Сегодня полицейские, а завтра… Каждый поляк — прежде всего поляк, это опыт, полученный кровью. Кому рокоши эти надоели — давно отсюда уехали, на тот же Восток, благо Россия большая и устроиться можно везде.
— Сыскная полиция Варшавы, отдел убийств. Старший инспектор Гмежек… — Карман был порван, но удостоверение старший инспектор, как все полицейские, давно носил на тонкой стальной цепочке, поскольку за утерю удостоверения полагался строгий выговор с занесением. — Мы должны пройти в здание штаба.
— Документы есть какие?
Ордера на арест у старшего инспектора не было, он имел право произвести арест «чрезвычайный» с обязательным уведомлением прокурора Варшавы в двадцать четыре часа с момента ареста и с препровождением арестованного к уголовному судье — в семьдесят два часа. Это он и рассчитывал сделать в случае необходимости. Но казаку все эти тонкости уголовного права были до одного места.
— Я вам показал удостоверение, пан казак. Извольте пропустить нас.
— Никак нет, пан… — скучным тоном произнес казак, — у меня приказ от дежурного офицера не пускать никого без пропуска. А у вас его нет. Шли бы вы лучше отсюда, паны… пока недоброе не затеялось…
— Вызовите дежурного офицера.
Немного поразмыслив, казак решил, что это законное и справедливое требование. Его дело и впрямь — маленькое, стоять и не пущать. Дежурный офицер пусть и разбирается с этими мутными панами.
— Стойте здесь, паны… — казак пошел обратно.
Тут выругался один из полицейских, выругался последними словами. Пан Гмежек повернулся — и увидел, что тот снимает свой пиджак… а на спине было ярко-алое, быстро сохнущее пятно… и остатки презерватива.
— Песьи дети, пся крев!
Полицейский погрозил толпе кулаком, и она разразилась хохотом. Вот такая вот работа у полиции Варшавы — свои среди чужих, чужие среди своих, меж двух огней. А иногда — между молотом и наковальней.
Появился дежурный офицер, чуть бледный с лица, без бронежилета и каски, но с таким же «АКС-76У» и разгрузочным жилетом, набитым магазинами и накинутым поверх форменной рубашки повседневной формы. Каким-то сюром на его лице смотрелись очки в тонкой золотой оправе. Идти к полицейским он не решился — остановился у линии казаков, махнул им рукой оттуда. В толпе засвистели, снова полетели презервативы — с мочой, с дерьмом, с краской — и казаки подняли щиты, чтобы защититься от этой мерзости.
— Пан дежурный офицер… — начал старший инспектор Гмежек, но дежурный офицер бесцеремонно перебил его:
— Майор Рышард Пшевоньский, дежурный офицер по штабу округа. Извольте сообщить, какое у вас дело в штабе?
— Мы должны допросить одного из находящихся там людей, пан офицер.
— Кого конкретно? Это не может подождать до завтра, вы же видите, что творится?
— Не может, пан офицер. Совершено убийство, и мы должны вести следствие.
— Кого конкретно вы хотите допросить?
— Некоего пана Ежи Комаровского. Он в здании?
Лицо майора Пшевоньского исказилось от удивления.
— Вы с ума сошли?
— Вы не ответили на мой вопрос, пан майор, — решил надавить Гмежек, — этот человек находится в здании?
— Я не имею права сообщать вам о том, кто находится в здании, тем более при таких обстоятельствах. И вы не имеете права проводить какие-либо следственные действия, это компетенция военной контрразведки.
— Это гражданское дело, совершено убийство гражданского лица. Здесь нет никакой военной компетенции.
— У вас есть какие-либо документы?
— Пан майор, чтобы побеседовать с человеком, полицейскому не нужны какие-либо документы. Это наше право — опросить пана Комаровского по поводу произошедших событий.
Майор какое-то время мялся, не зная, что предпринять.
— Я вынужден получить санкцию командующего. Прошу оставаться здесь.
На сей раз их пропустили за цепь казаков, двое казаков встали рядом с ними — охранять. Майор, смешно вскидывая ноги, побежал к дверям здания штаба, придерживая бьющий по боку автомат.
— Не пустят… — сказал кто-то из полициянтов, — Комаровский его отец.
Гмежек промолчал. По крайней мере казаки теперь защищали их от толпы.
Майор Пшевоньский вернулся минут через десять, вид его был растерянным.
— Пан генерал примет вас. Кто из вас старший?
— Я, старший инспектор Гмежек.