Жанно рассмеялся:
— Нет, не убьют. Они не драться сюда идут, а на парад. Чтобы мы их увидели. Хотят нам показать, что они победители.
— Но мы и так это знаем, — заметила Элен.
Ее страх стал отступать, раз это всего лишь парад.
— Знаем, конечно, — согласился Жанно, — но они, понимаешь, хотят, чтобы весь мир это увидел. Их император хочет въехать в Париж и сделать вид, будто он и наш император тоже. Показать, что они могут ходить по Парижу как хотят. — Мальчишка снова засмеялся и добавил шепотом: — Если, конечно, у них хватит глупости прийти одним.
Элен снова сделала большие глаза:
— А что такое? Ты о чем? Что с ними будет?
Жанно, закатив глаза, театральным жестом провел пальцем поперек горла и с задушенным всхлипом рухнул на землю.
— Ты хочешь сказать?.. — Элен прикрыла рот ладошкой.
Жанно кивнул и встал. Он, может быть, сказал бы еще что-нибудь, но из кухни появилась Берта и позвала Элен в дом. Жанно подхватил топор и продолжил энергично колоть дрова.
Элен подумала над его вестями, и потом, работая в обществе матери над вышивкой, спросила невзначай:
— Мама, мы увидим парад?
— Парад? — Розали удивленно подняла глаза. — Какой парад?
— В среду. Парад пруссаков. Они идут в Париж, и их возглавляет император.
— Где ты это слышала? — резко спросила мать. — Кто тебе сказал?
Элен, чтобы не подвести Жанно и сохранить в тайне дружбу (которую, как она понимала, мать бы не одобрила), сказала, что слышала, как Пьер говорил Берте на кухне.
— Понимаю. Тебе не следует слушать досужие сплетни слуг.
Она, видимо, не собиралась ничего больше говорить, но Луиза, которую заинтриговала мысль о параде, спросила:
— Мама, но мы пойдем? Посмотреть на парад, увидеть императора?
— Разумеется, нет, — твердо ответила мать. — И я не желаю больше об этом слышать. Ваш отец очень рассердился бы, узнав, что вы обсуждаете подобные темы.
При такой реакции матери на известие о прусском параде Элен решила второй вопрос, интересовавший ее, не задавать и ни слова не сказала о национальной гвардии и федератах, о которых упоминал Жанно.
Но Розали, хотя и велела не слушать сплетни слуг, все-таки не запретила девочкам ходить на кухню.
На следующий день у Элен снова появилась возможность поговорить с Жанно, и она тут же спросила про грядущий парад.
— Когда он будет, Жанно? Ты пойдешь смотреть?
— А то, — ответил мальчик. — Пойду наверняка. Заготовил немного гнилой картошки и другой гадости. Мы ходили на рынки и собирали отходы. Может, эти пруссаки и победили, но мы с ребятами не дадим им тут маршировать, не выразив своего отношения.
Элен смотрела на него с восхищением.
— Какой ты смелый! Ты и правда будешь бросаться гнильем в пруссаков? А если тебя поймают? Они же тебя застрелят или посадят в тюрьму.
— Нас не поймают, — уверенно отозвался Жанно. — Понимаешь, они будут маршировать, так что не смогут нас ловить, если даже захотят. А погонятся — мы их запросто стряхнем. Мы улицы знаем, а они далеко не побегут.
— А когда это будет? — снова спросила Элен.
— Завтра утром, — ответил Жанно. — Приходи сюда завтра вечером, я тебе все расскажу. — Он помолчал и великодушно добавил: — Если только ты сама не хочешь пойти.
Элен уставилась на него.
— Сама пойти?.. — протянула она недоверчиво.
— А что такого? Мне вот положено будет здесь работать, но я убегу со двора встретиться с друзьями. Можешь убежать со мной.
— Но как? Меня же увидят. Мама меня хватится.
— Это да, — согласился Жанно. — Конечно, если ты боишься…
— Я не боюсь! — огрызнулась Элен.
— Правда? — презрительно усмехнулся Жанно. — Просто ты не смеешь. Потому что твой папа рассердится.
— А вот и смею! — воскликнула Элен, злясь, что ее храбрость подвергают сомнению, и боясь, что эта храбрость может ей отказать при мысли о ярости, в которую впадет отец, когда она вернется. Элен понимала: такая эскапада никак не пройдет незамеченной. — Сам увидишь, — добавила она решительно, отсекая мысль об отцовском гневе. В конце концов, за такое приключение стоит просидеть день на хлебе и воде или даже выдержать порку. — Я пойду. Так что расскажи мне, что делать.
Жанно на минуту задумался.
— Тебе понадобится темный плащ — прикрыть хорошую одежду, — сказал он, — и уличные ботинки, а не домашние шлепанцы.
— Ботинки я надеть могу, — задумчиво проговорила Элен, — и вряд ли кто-нибудь заметит. Но в кухню войти в плаще не получится.
— А знаешь что? Оставь свой плащ наверху, на лестнице, и я снесу его во двор и спрячу, — предложил Жанно. — Приходи пораньше, до завтрака, и рванем.