— Зачем? — спросила она вместо ответа. — И куда?
— Домой? — осторожно предположила Элен, и Аннетта расхохоталась.
— Мой дом тут. А другого никогда и не было. Моя мать, уж не знаю, кто она, оставила меня на крыльце монастыря в корзине. — Театрально закатив глаза, она добавила: — Я дитя позора!
Элен не очень понимала, что такое дитя позора, но показывать свое незнание не хотела. Поэтому кивнула со словами:
— Прости, я не знала.
— Ерунда, — пожала плечами Аннетта, но ничего объяснять не стала, и Элен так и осталась в неведении.
В церкви детей загнали на задние ряды. На передних скамьях Элен заметила мадам Соз, но тут из ризницы показались отец Ленуар и отец Тома в сутанах, и Элен съежилась и притаилась за колонной, чтобы ее не заметили. И в течение всей службы, проповеди, причастия она лихорадочно думала: а не получится ли сбежать именно из церкви? Что, если ломануться прямо сейчас?
Она огляделась, но тут же отметила, что сестра Маргарита и привратница, сестра Габриэлла, сидят на последних скамьях, между детьми и выходом. Значит, из церкви не сбежать. Надо придумать что-нибудь другое.
Когда детей вывели на улицу и стали строить, мадам Соз подошла к ним. Она отыскала глазами Элен, но очень сильно сомневалась, она ли это. Одетая как все прочие, волосы перехвачены серым лоскутом — совсем не похожа на ту девочку, которую Агата оставила у настоятельницы.
— Элен? — спросила она неуверенно, и сердце защемило от жалости, когда девочка повернула к ней бледное лицо. При виде мадам Соз оно вспыхнуло надеждой:
— Вы их нашли? Они едут за мной?
— Пока нет, деточка, но отец Ленуар разослал письма в церкви окрестных деревень, в названии которых есть слова «Сент-Этьен», спрашивая о твоих родителях. — Она вздохнула. — Беда в том, что из-за военных действий многие письма не доходят. Боюсь, что поэтому у нас пока и нет ответов.
Элен сникла, и Агата пожалела, что вообще подошла к ней. Пожалуй, надо держаться поодаль, пока не появятся добрые вести, но ей хотелось убедиться, что у ребенка все в порядке. Однако, увидев измученную Элен, она от души пожалела, что поддалась давлению священников и не уговорила их оставить девочку в доме причта.
Тут на пороге церкви появилась настоятельница и, увидев, что мадам Соз беседует с Элен, подплыла к ним, чтобы выяснить, о чем они говорят.
— Прошу прощения, мадам, но мы не дозволяем нашим воспитанникам разговаривать на улице с кем бы то ни было, — заявила она. — И я буду вам признательна, если в дальнейшем вы не будете с ними общаться. — Она посмотрела на мадам Соз оценивающим взглядом. — Если же у вас есть какие-либо новости о ее родителях, то прошу вас ставить в известность меня, а не ребенка. В случае если ваши сведения окажутся неверными, дитя ждет слишком сильное разочарование.
Улыбнувшись Агате ледяной улыбкой, она поплыла к голове колонны, чтобы возглавить шествие.
Перед тем как завернуть за угол, Элен обернулась и увидела, что мадам Соз все еще стоит возле церкви, провожая взглядом их колонну.
Прошедшая неделя определила распорядок существования Элен. Хотя девочка по-прежнему была полна решимости убежать, пока что она стала привыкать к приютской жизни. Возможности для мытья здесь были почти нулевые, и запах, который Элен не удалось распознать в самом начале, оказался запахом немытых тел. Пища была скудной и плохо приготовленной, дети и большинство монахинь почти все время голодали, но постепенно Элен научилась насыщаться жидким супом, хлебом и время от времени картошкой с ошметками мяса или рыбы, которые появлялись на столе.
Приходили и уходили воскресенья — три их было или четыре? Но для детей в приюте Святого Луки внешний мир значения не имел. Слышалась канонада, город обстреливали пушки осаждающей армии, громче звучал ответный огонь пушек, установленных в стенах Трокадеро, но детям никогда никто ничего не рассказывал о том, что творится за стенами монастыря. Комендантский час для них никакого значения не имел — они ложились спать с наступлением сумерек и вставали на рассвете.
Элен каждое воскресенье искала взглядом мадам Соз, надеясь услышать новости, но та, согласно требованию настоятельницы, к ней больше не подходила, и вскоре Элен поняла, что полагаться может только на себя.
Идея побега пришла ей в голову, когда она сидела и смотрела, как монахини подходят к алтарю за получением святых даров. Она вдруг поняла, что ей представляется возможность удрать из церкви. Глядя на процессию сестер, идущих по церковному проходу, она обдумывала детали, превращая остов идеи в разработанный план.