– Буду очень вам признателен за такую любезность.
На следующий день Гонсалесу доложили, что его подопечный самостоятельно вставал с постели. «Что ж, по крайней мере, двигательные функции мозга в порядке, но вставать всё равно рановато. Надо увеличить дозировку люминала до 80 кубиков в сутки. На памяти это скажется, но другого выхода нет. И надо бы его предупредить, чтобы говорил на англо-испанской смеси, если, конечно, не забыл языков, а лучше бы помолчал», – подумал доктор, направляясь в отдельную палату интересного больного.
С больным он разговаривал, разрывая свою речь резкими прыжками с испанского на английский, пытаясь тем самым показать своему подопечному, что для него других языков нет. И нужно разговаривать на одном из них либо просто молчать. И больной молчал. Это одновременно и тревожило, и успокаивало Гонсалеса. Тревожила непроницаемая маска полного дебила, абсолютно ничего не понимающего человека, а это могло означать всё, что угодно, вплоть до полной потери памяти. И успокаивала тем, что раз молчит, то, может, и не сболтнёт ничего лишнего. Впрочем, действие так называемой «сыворотки правды» уже закончилось. Родригеса теперь не тянуло говорить.
Вскоре после покушения контрас на Даниэля Ортега в 1990 году сандинистская власть в Никарагуа решила провести свободные выборы и проиграла. Проведённые после голосования опросы показали, что изрядная часть избирателей поддержала кандидата либеральной оппозиции Виолету Чаморро, поддержала назло, чтобы проучить правящую партию. Никто не верил, что сандинисты просто так отдадут власть. И тем более не верили, что перевес Чаморро (очередной представительницы всё той же достойной фамилии) окажется столь весомым. Но сандинисты признали своё поражение.
И первым следствием этого стала легализация бывших контрас и агентуры ЦРУ в Никарагуа. Страна пошла своим нелёгким путём. СССР вынужден был свернуть свою деятельность в этой ранее дружественной ему стране, но на нелегальную работу переводить было уже практически некого, нужны были новые люди.
Как бы то ни было, а от агента АМБ нужно было срочно избавляться, а заменить доктора могла только медсестра Нерея.
Эта пышногрудая 22-летняя метиска давно и всячески выказывала ему своё расположение, но Гонсалес как-то умудрялся, не портя отношений, держать её на некотором расстоянии, соблюдая субординацию. Иногда он приглашал её поужинать в один из местных ресторанчиков, но дальше этого дело не шло. Однажды она даже спросила, уж не голубой ли он? На что доктор весело рассмеялся и, когда приступ смеха прошёл, поманив к себе пальцем, тихо шепнул: «Нет, дорогуша, я красный! И у меня есть жена».
Поначалу это несколько остудило пыл её влюблённости, но его жены Нерея никогда не видела и решила про себя, что не всё гладко в семье доктора, а значит, возможна и некоторая перемена. С этой надеждой на перемену в их отношениях она и жила.
Нерея согласилась помочь Гонсалесу выходить больного, а затем и вывезти столь ценного «для науки» пациента в Мехико.
– Единственное, о чём я вас попрошу, читайте ему вслух любую книгу или просто пересказывайте последние новости. Но главное, он может говорить только на двух языках: испанском и английском. Все попытки заговорить на другом языке должны вами сразу же пресекаться. Я думаю, что вам можно доверять. Это мой друг из международной интернациональной бригады, что работает в Никарагуа с 1979 года. Он один из её членов, разбросанных по всей стране. Всего пару лет назад приехал в нашу страну помогать становиться ей на ноги. Зачем ему приспичило перебраться из Эстели в Чинандега, знает только он. Вы ведь видели подполковника Спаковского, он хочет переправить его в Гондурас, а уже оттуда доставить больного в Пентагон.
– И вы намерены ему помочь в этом?
– До Манагуа он может просто не добраться, пока ещё слишком слаб, а из Гондураса есть надежда, что получится перебраться с ним в Мехико. И в этом мне поможет всё тот же Дени Спаковский. А пока присматривайте за больным, Нерея. Если вы поедете с нами, обещаю, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы ваша жизнь в Мексике была лучше здешней.
– Вы меня не боитесь, доктор?
– Нет, милая моя, я прекрасно знаю, как вы меня любите, и наверняка не захотите моей смерти.
В Мексике Гонсалес изменил внешность и имя. Позже в качестве судового врача вместе со своим подопечным больным благополучно вернулся в Россию на торговом судне одной из стран Латинской Америки.