А ведь я моложе их обоих!
Он вздохнул. Что с ним происходит? Ниоткуда накатывают мысли, полузабытые воспоминания. Соединяются в цепи, грохочущие в голове. Причем сразу после того, как нашлось решение проблемы.
Последнее соображение вытеснило все остальные.
Институт Россмана, коробка из стекла и бетона, занимал полквартала и сиял среди старых развалюх. Он считался раем для ученых. Одаренные люди любых специальностей стекались сюда со всех уголков страны – не столько ради хорошего заработка, сколько ради возможности беспрепятственно заниматься исследованиями по личному выбору, первоклассного оборудования и отсутствия бюрократизма – болезни, удушающей чистую науку в госучреждениях, промышленности и многих университетах. Конечно, и здесь не обходилось без интриг и демагогии, но было меньше крючкотворства и больше энергии. В разговоре с Мандельбаумом Льюис однажды назвал институт культурным оправданием запроса на существование привилегированного класса.
– Ты думаешь, правительство разрешило бы создать такую контору – а после оставило бы ее без присмотра?
– Брукхейвен как-то живет, – ответил Мандельбаум, однако по его меркам ответ получился слабоватым.
В вестибюле Коринф кивнул девушке в газетном киоске, махнул рукой знакомым, что-то раздраженно пробурчал по поводу медлительности лифта.
– Седьмой, – бросил он не глядя, когда лифт, наконец, прибыл.
– Я помню, доктор Коринф, – улыбнулся лифтер. – Вы у нас проработали… сколько уже? Почти шесть лет, правильно?
Физик растерянно заморгал. Лифтер всегда был для него придатком машины, дальше обмена пустыми любезностями разговоры с ним не заходили. Неожиданно Коринф увидел в лифтере человека – живое, неповторимое существо, в котором билось свое собственное сердце, часть огромной безликой паутины, которая в свою очередь была частью вселенной. С чего, удивился он, я вдруг это подумал?
– Так и есть, шесть лет, – покачал головой лифтер. – Сегодня утром я проснулся и вдруг подумал: ради чего я это делаю? Что мне нужно от жизни помимо работы, пенсии и…
Он сконфуженно замолчал, когда лифт остановился и выпустил пассажира на третьем этаже.
– Я вам завидую. У вас есть цель.
Кабина подошла к седьмому этажу.
– Вы могли бы… э-э… записаться на какой-нибудь вечерний курс, – предложил Коринф.
– Я, пожалуй, так и сделаю, сэр. Вы бы не порекомендовали… А-а, ладно. Не сейчас.
Двери кабины бесшумно закрылись. Коринф направился по твердому мраморному полу к своей лаборатории.
Ему помогали два постоянных сотрудника – Йохансон и Грунвальд, два ретивых парня, вероятно, мечтающие когда-нибудь, как он, стать завлабами. Когда Питер вошел и снял пальто, оба уже были на месте.
– Доброе утро!
– Здрасьте…
– Здрасьте…
– Я тут подумал, Пит, – неожиданно подал голос Грунвальд, когда начальник уже подходил к своему рабочему столу. – Есть одна мыслишка, как сделать, чтобы схема заработала.
– И ты, Брут, – пробормотал Коринф. Он присел на табуретку, согнув пополам длинные ноги. – Валяй.
Придумка Грунвальда оказалась на удивление похожей на его собственную. Грамотный, но обычно молчаливый Йохансон азартно подбрасывал приходившие по ходу мысли. Коринф взял на себя роль арбитра, и через полчаса они исписали несколько листов загадочными электронными терминами.
Россман, возможно, учреждал институт не совсем бескорыстно, однако человек с банковским счетом, как у него, мог себе позволить альтруизм. Чистая наука помогала промышленности. Основатель института сделал состояние на легких металлах – полном производственном цикле от добычи необогащенной руды до выпуска готовой продукции и перекрестных связях с десятками других видов деятельности. Объявив, что практически отошел от дел, он по-прежнему не выпускал бразды правления из своих изящных тонких пальцев. Даже бактериология могла неожиданно принести пользу – не так давно был выполнен проект по добыче нефти из сланцев с помощью бактерий, а работы Коринфа по изучению межкристаллических связей могли пригодиться металлургам. Грунвальд заранее торжествовал, предвкушая, насколько успех повысит их профессиональную репутацию. Еще до обеда они набросали серию дифференциальных уравнений в частных производных, чтобы загрузить их в компьютер в отведенное машинное время, и принялись чертить элементы желаемой схемы.