— Приходи в себя быстро, нам надо уходить. Сейчас, — Барнс поднялся, очень быстро переодеваясь в свои штаны, решив не надевать кевларовые, ни к чему они здесь, и зашнуровал ботинки. Домотканая рубаха с тактическими штанами смотрелась глупо, но Барнсу было плевать. Он пристегнул набедренные ножны и был уже готов к выходу, когда услышал, как Рада внизу поставила на пол узелок.
— Пора, — сказала она и ушла, уверенная, что герои проснулись.
Отпив пару глотков воды, Брок вдохнул, выдохнул, снова вдохнул, стараясь сдержать рвотные позывы. Малодушно хотелось обратно на сено, развалиться на Барнсе, как несколько мгновений назад. С трудом поднявшись, Брок пошатнулся и сел обратно.
— Сдохну сейчас, — просипел он, сжав виски пальцами. — Не двадцать же давно, а всё, идиот, туда же.
Рассол сделал из него практически живого человека, хотя мир всё равно норовил нет-нет да съехать в сторону, уронить его обратно в горизонтальное положение. Едва не сверзившись, Брок спустился по шаткой лестнице, глянул больным взглядом на Барнса, молча призывая добить его и не продолжать бесполезные мучения.
— Вещи наши где? — не узнавая своего голоса, спросил он, мутным взглядом смотря перед собой.
Барнс показал ему два узла. Один с вещами, второй со жратвой, которую им собрала Рада. Посмотрев на Брока, он усмехнулся. С одной стороны, его было жаль, но с другой…
— Хочешь, понесу? — усмехнувшись снова спросил Барнс, а потом добавил. — Тебя. На ручках.
Все, что он думает по поводу стихийной попойки Брока и двух доставшихся непонятно как железок, даже заточенных паршиво, он собирался высказать Броку позже, когда тот оклемается и похмелье перестанет давить на него. Но выскажет обязательно.
— А ты нахуй сходить не хочешь? — в тон ему отозвался Брок, допил рассол, потянулся всем телом, с изумлением понимая, что, несмотря на бурный вечер и хуёвое утро, выспался он отлично. Не считая головы, тело чувствовало себя прекрасно.
Подхватив один тюк и вскинув его на плечо, Брок аж присел на месте от того, каким тяжёлым он оказался, но промолчал, кивнув в сторону неприметной дверцы в глубине сарая.
— Уходим.
Деревня только-только просыпалась, когда они оказались за ее околицей, топая по хорошо утоптанному, но неширокому тракту вдоль леса. Шли молча. Барнс давал Броку возможность немного отойти от пьянства, но узел забирать не стал, раз тому охота, пусть тащит.
— Я узнал, куда нам идти, — заговорил Барнс через час их вынужденной пешей прогулки. Не марш-бросок по пересеченке и ладно. — И узнал, что было за пророчество. Но, честно сказать, ничего не понял. Там про двух мужиков, у одного из них железная рука. Знаешь, пара алкашей с протезом тоже подходит про это описание.
Барнс покрутил запястьем бионики, глядя, как перетекают из одного положения в другое пластины. Два алкаша с протезом. Хорошее определение. Хмыкнув, он рассказал Броку, куда и как они собираются дойти, посетовав, что нет карты, а то бы срезали по лесу, а так они даже не знали, куда толком ведет этот тракт, на который они должны были выйти и повернуть налево. Дальше он хотел вытрахать Броку все мозги, раз его самого нельзя, но почему-то не стал. Не потому, что тот мучился похмельем, а просто вдруг расхотелось выговаривать всю эту обвинительную муть.
— Брок, не поступай больше так опрометчиво, пожалуйста, — просто попросил Барнс. — А мечи, кстати, говно. Сколько отдал?
— Это подарок, — хмуро ответил, всё ещё страдающий от головной боли Брок. — От влюблённого в Раду кузнеца, за то, что я согласился, дурак старый, купидоном побыть. Слушай, а мы аптечку вместе с вещами закопали или всё-таки не настолько идиоты?
— Все так плохо? — спросил Барнс, доставая аптечку из одного из карманов штанов.
Они остановились, и он порылся, ища что-нибудь подходящее. Вообще в аптечке Барнса были только сильнодействующие препараты на последний случай, и аспирина там не было точно, но он смог выудить шприц с ненаркотической обезболкой и протянул его Броку.
— Из деревни мы ушли. Гнаться за нами не будут. Давай в лесу отдохнем, пока тебе не полегчает? — предложил Барнс, который понимал, что лучше они час посидят в лесу, чем Брок будет медленно топать и всю дорогу страдать.
Броку не так уж и плохо было на самом деле. Тут скорее срабатывала привычка человека из урбанистического мира быть готовым ко всем неприятностям, и что от половины можно избавиться, вовремя приняв таблетку. Подкинув на ладони шприц с прозрачной жидкостью, он отдал его обратно Барнсу.
— Всегда забываю, что ты у нас воин судного дня, золотце, и препараты у тебя такие же либо: добить либо из мёртвых поднять.
Чесанув затылок, Брок огляделся. Дождей давно не было, что было им явно на руку — на сухой дороге, как не ищи, следов двоих беглецов обнаружить не удастся, да и мужичьё в деревне трусливое, это Брок хорошо уяснил, раз их на вилы не подняли сразу же, как он на старосту наехал.
Свернув в лес, они отошли шагов на пятьдесят, прежде чем Брок наконец выдохнул свободнее и, сбросив узел под ноги, сам сел на землю, облокотившись спиной на гладкий ствол псевдоберёзы. Почему-то страшно хотелось извиниться перед Барнсом, заглянуть в непривычно грустные глаза и попытаться исправить то, что он вчера натворил. Вот только память упрямо отказывалась показывать, что было после восьмой кружки чудо-самогонки кузнеца.
— Слушай, — начал Брок, глянул исподлобья, грызанул нижнюю губу, собираясь с мыслями. — Я вчера хуйни никакой не натворил? К тебе не приебывался?
Барнс подумал о том, что лучше бы приебывался, тогда можно было бы поцеловать или в морду дать. Или получить, позволив пьяному Броку по доброте душевной съездить себе в челюсть.
— Ты всучил Раде какую-то фиговину, дошел до лавки и вырубился, — рассказал Барнс. — Брок, у тебя что, чувство самосохранения внезапно отказало? Поперся хуй знает куда, — все же Барнс не выдержал и завелся, высказывая Броку все, что думал по этому поводу, хотя и передумал до этого, — да еще и забухал хуй знает с кем. Хуй ты у меня куда один теперь пойдешь. И в сортире, надо будет, подержу. Понял! То, что я не могу сдохнуть от инфаркта, не значит, что у меня не может его быть вовсе.
— Да, милая! Хорошо, милая! Я понял, милая! — передразнил его Брок, сам понимая, как мог подставиться. Ведь не окажись Киран отличным, недопонятым местными мужиком, то лежал бы сейчас Брок с проломленной головой в какой-нибудь канаве. Но в последнее время столько всего навалилось: Озарение; разбирательства по данному поводу, куда Брок катался как на работу; постоянные допросы под бдительным неусыпным оком Роджерса; недоёб; недосып и прочие радости разоблачённого шпиона. И ведь не расскажешь, не пожалуешься, Барнсу вообще лучше не знать, в каких снах и с какой периодичностью он фигурирует. Брок жить ещё хотел.
Развязав свой узел, вывалил оттуда те самые мечи, какие-то ножи, небольшой котелок, две глиняные кружки, большой бурдюк с чем-то и ещё множество нужных и не очень в походе мелочей.
— Сразу видно, женщина собирала, — улыбнулся он, обнаружив три вышитые цветами салфетки и небольшую скатерть. — А мечи тебе чем не нравятся? Всё равно халявные.
Барнс скривился и отвернулся от Брока, сплюнув на землю. Брок был самостоятельным мужиком, как-то жившим до Барнса и, он был уверен, проживет без него еще столько же. Ну, или немного меньше. И ни переупрямить, ни уговорить не подставляться.