Стоило им пересечь порог комнаты, как в дверь постучали.
— Еда.
Два паренька и та самая Политка притащили еды много даже по меркам Барнса и поставили три подноса на стол. Парочка каких-то печеных птиц размером с индейку, похлебка из овощей, соленья, свежеиспеченный хлеб, два вида соусов и копчености. Два кувшина: один с компотом, второй с водой и бутылка вина.
— Давай притащим поднос в постель, — предложил Барнс, тестируя пышную перину, слишком мягкую, на его взгляд.
Кровать была огромных размеров, им явно с Броком хватит на ней места этой, а, может, и следующей ночью. Барнс уже предвкушал их близость, и пусть счастье обладания будет недолгим, заемным, но хоть так он сможет побыть немного близким, немного счастливым, немного не один.
Составив еду с одного из подносов на стол, Брок набрал туда понемногу всего, чтобы можно было утолить первый голод, да и, попробовав, решить, чего больше хочется.
— В постель так в постель, — улыбнулся он, поставив поднос рядом с Барнсом.
Его хотелось баловать, радовать совершенно неожиданными глупостями. Брок даже завис на мгновение, не узнавая в себе себя. Никогда он не был романтиком, не делал широких или красивых жестов, не старался угодить, впечатлить чем-то. А с Барнсом хотелось всего этого, словно подростку, привлечь внимание возлюбленного, вывернуться наизнанку, прыгнуть выше головы, показать какой он на самом деле.
Коснувшись кончиками пальцев щеки Барнса, очертив скулу, Брок невольно улыбнулся, с неподдельной грустью заглядывая в его глаза, прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы не произнести самую банальную фразу в мире.
— Приятного аппетита, золотце, — вместо этого сказал он.
Приходилось сдерживать себя, чтобы не броситься в объятия, не утянуть сразу в постель, наплевав на еду, но не потому, что желание жгло, раздирало, а потому, что хотелось завернуться в Брока, утонуть в его объятиях и ни о чем не думать, лежа на этой жуткой мягкой перине. Он потерся щекой о ладонь и принялся за еду, чтобы не сказать ничего лишнего, чтобы вообще ничего не сказать, потому что хотелось заорать, что он хочет не только секса, он хочет быть вместе, рядом, быть его, Брока. Но вместо этого он подхватил из плошки какой-то маринованный овощ и схрумкал его.
— Идиотская какая-то постель, — вздохнул Брок, когда с едой было покончено, а подносы убраны на стол.
Он развалился поперёк перины, раскинул руки, глядя в низкий белёный потолок. Сколько они с Барнсом мечтали о нормальном сне в человеческих условиях, а не между корнями на еловом лапнике, укрываясь плащами. И вот оно, мечта сбылась.
— Неудобно, как люди спят на таком? — спросил он и потянулся, погладил Барнса по спине. — Иди ко мне… Детка, — шепнул он, надеясь что Барнс не заметит секундной заминки, ведь так хотелось назвать его родным, любимым, придумать ещё тысячу ласковых эпитетов.
Барнс оказался рядом, скользнул неуловимо-быстрым движением, прижимаясь сразу весь, горячий и готовый ко всему. Жарко выдохнул в шею, несмело, словно его могли оттолкнуть, коснулся губами кожи, подрагивающей живой рукой провел по спине от плеча до пояса штанов, погладил спину, все еще не уверенный, что можно. Но ведь они договорились. Договорились же?
Толкнув Брока на спину, Барнс уселся на него сверху, тревожно заглядывая в глаза, спрашивая, взглядом, насколько далеко он может зайти. Наверное, надо было быть увереннее, но что-то мешало просто взять и отдаться желанию, какой-то червячок сомнения, что он поступает неправильно, точил изнутри, и только Брок мог его прогнать.
— Хочешь меня? — постаравшись скрыть неуверенность, игриво спросил Барнс.
— Хочу, — тихо, едва слышно прошептал Брок, со всей серьёзностью заглядывая в глаза, провёл ладонями по бокам, обхватил талию. — Никого так не хотел, как тебя.
Он гладил, касался везде, где только мог дотянуться, дёрнул Барнса на себя, прижал крепко-крепко, стараясь заглушить то, что бушевало в груди, рвалось из горла голодными стонами, вытягивая из сердца слова, которым сейчас было самое место. Но Брок молчал, вылизывал шею и плечи, пробуя на вкус ключицы, острые горошины сосков, обводя языком каждый шрам-метку на левом плече. С Барнсом хотелось сплавиться, втереть его под кожу, чтобы навеки соединиться и не отпускать. Пометить всем собой, не оставляя зазоров.
Вытряхнув его из белья, Брок наваливался сверху, дышал им, жил впервые за все годы, восторгался гладкостью белой кожи, сладким послевкусием оседающим на языке. Лизнув ямку пупка, обхватил губами член Барнса и застонал, завыл, потому что так хорошо не бывает, так сладко,так правильно только потому, что даришь свою любовь, ничего не прося для себя.
От накативших ощущений Барнс зажал рот ладонями, чтобы не закричать, слишком тонкими для него тут были стены. По телу прошла легкая судорога удовольствия, и он, закусив ребро живой ладони, погладил Брока по волосам.
Никогда еще желание не было таким острым, а чувство к человеку — таким всеобъемлющим, таким, что даже попытайся Барнс его высказать, хоть как-то озвучить, у него ничего бы не получилось, потому что он просто не знал таких слов.
Хотелось одновременно и чувствовать жаркий плен рта Брока, и обнять его, прижать к себе, чтобы просто поверить, что это происходит. Что они весь вечер и до утра будут лежать в одной кровати, сплетаясь друг с другом. И пусть потом, когда они вернутся, все это останется лишь воспоминанием, но это воспоминание у него будет.
Барнс ощущал, что нужно хватать то, что есть, быстрее, ведь они не знали, сколько им еще осталось тут, в мире, где можно быть вместе.
— Да снимай ты уже с себя все, — потребовал он, потянув Брока на себя. — Давай, быстрее, хочу… обнять тебя хочу, ну, давай же.
В мгновение раздевшись, Брок лёг на Барнса, на Баки, прижался всем телом, ощущая странное, почти магическое единение с возлюбленным. Будто бы весь мир остался там, за стенами их крохотной комнаты, а между ними зарождалась вселенная, выкручивая ощущения на максимум.
— Как… как ты хочешь? — немного собрав себя в кучку, спросил Брок, почти бездумно вжимаясь членом Барнсу в живот, водя пальцами по бокам. — Я всё для тебя сделаю.
— Каком кверху, — хохотнул Барнс, резко переворачивая их и нависая над Броком. — Сначала я тебя вылижу, чтобы наконец узнать, какой ты на вкус, а потом по обстоятельствам. Я просто ебаться хочу… — “с тобой”, — молча закончил он. — Как тебе план?
«Просто ебаться…». Брок закрыл глаза, сглотнул колючий, раздирающий глотку комок. Сияние померкло, напоминая, что это все игрушечное, просто секс, физиология и ничего более. Не к нему, не от Барнса.
— Хороший план, — хрипло ответил Брок, распластался, раскинув руки, переживая почти физическую боль.
— Брок? — Барнс кожей ощутил изменение настроения своего еще даже не любовника, он не знал, что он сделал или сказал не так. — Ты жалеешь? Не хочешь? Я чем-то обидел тебя?
Он волновался, ему было так хорошо всего пару мгновений назад, и Броку было хорошо, но что произошло? Что он успел сделать не так, что обидел человека, которого так любит? Барнс слез с Брока и сел рядом, обняв колени, весь свернувшись в комок, с тоской глядя на Брока.
Было ли то волшебство момента, или это в голову ударило трудно контролируемое желание? Что, в какой момент он сделал не так или сказал не то? И сейчас было уже не важно, будет у них секс или нет, сейчас Барнс хотел понять, где, в какой момент накосячил, чем обидел любимого человека.