— Ой, любо сказал! Сейчас братья коней поймают, да Андрей дорогу тебе покажет.
Пока есть время можно и труп обыскать. Массивный перстень, да массивный золотой браслет — больше ничего ценного нет. А остальных не я убил, тут все просто: кто убил, того и шкура. Жаль дробь терять: магию не используешь, а вручную ее долго выковыривать!
— Садись, и езжайте, а мы тут приберем, — говорит старший, когда остальные пригнали коней.
— О, они и мою лошадку захватили! — вскидываю рюкзак за спину, опираюсь ногой в стремя и взбираюсь в седло своей заводной лошадки. — А то пришлось бросить — один в чистом поле четверых не одолел бы.
— Зато нам добычу привел, — усмехаются казак, пока остальные обшаривают трупы и переметные сумки кочевников.
Заглядываю за пазуху: Торк вцепился в покрышку бригантины когтями и недовольно зыркает на меня зелеными глазами. Осторожно поглаживаю его сквозь балахон.
— Ранили что ли? — интересуется старший, проследив за моим взглядом.
— Нет, — приглаживаю бородку, — кот со мной странствует.
— Зело странный ты, да и креста у тебя не видно. Колдун?
— Какой есть, не все православные, но и веру поганых и лыцарей не принимал. Нет, кое-что знаю, кое о чем ведаю.
— Ведун значит, — кивает старший, убирая руку с шашки. — Ой как ты на Миколу-то похож, правда, он без кота.
— Одно дело делаем — Русь святую бережем…
Казаки крестятся. Видать правильно сказал, а значит, меньше дурной молвы обо мне пойдет. Двое всадников остаются возле трупов, а третий, видимо тот самый Андрей, направляет коня вдоль берега.
— К полуночи доедем, — негромко произносит он и подгоняет коня.
Вот и Раздор… А неплохое место выбрали: остров, на слияние двух крупных рек, густой пойменный лес, да и множество проток, где можно легко от врагов укрыться.
— Почти на месте…
Как же хорошо, что у меня осталась возможность видеть в темноте! И никаких зелий глотать не нужно! Хотя луна сегодня яркая, снег лежит — светло как днем!
— Нас свои в темноте не подстрелят? — перебиваю, заметив часовых, прохаживающихся по крутому земляному валу.
— Да не должны, — с сомнением в голосе, протягивает он.
— Ты хоть крикни, а то обидно будет.
Метров за триста он останавливает коня.
— Эй, не стреляйте! — сложив ладони рупором, кричит он. — Это я — Андрей!
— Так вот ты какой, Лис, — раздается ленивый мужской голос за спиной.
Спрыгиваю на снег и неторопливо разворачиваюсь. Молодой мужчина с не запоминающимся лицом, одет не по погоде: легкая телогрейка на голое тело, шаровары и сапоги. На кожаном поясе висит сабля и несколько кисетов.
— Так вот ты какой, Микола, — с той же интонацией, отвечаю я.
— Что-то ты плохо выглядишь — в домовину и то краше кладут.
— Не дав слова, крепись, а дав слово, держись. Только препятствий оказалось слишком много…
— Микола, ты нас проведешь, — влезает в разговор Андрей, — али мне дальше кричать?
— Проведу, — кивает казак и громко клекочет, как какая-то хищная птица, — а то от твоих криков у всех баб молоко пропадет. Ты что ль, младенцев кормить будешь?
Отсмеявшись, мы идем в городок. Часовые все так же продолжают нести караул на валу.
— Долго ждал? — интересуюсь у встречающего.
— Нет, у меня предчувствие было. Да и интересно было глянуть на человека, в одиночку спасшего дочку атамана.
— Кого?! — запинаюсь, и чтобы не упасть, опираюсь на плечо казака.
— Ты что не знал, что Василиса его дочка?
— Ешкин кот! Точно, кошевой же говорил про это, но когда спасал, то не знал кто она такая. Вижу, дивчина к стене у колдуна прикована, стою и думаю — зачем старикашке ее оставлять? Еще научит ребенка чему-нибудь плохому, вот и забрал с собой.
— Ну ты… — начинает хохотать он. — Тут атаман по царски тебя наградить собирается, а ты ради пакости ее спас!
— Надеюсь не женить меня на ней?
— Не, — мотает он головой, — жених у нее уже есть, весной думали свадебку сыграть.
— А как она в плен попала?
— В одиночку решила съездить, сокола своего кривокрылого проведать, а по дороге ее и схватили.
— М-да, ума видать совсем маловато, — поправляю капюшон.
— Дело молодое… — усмехается Микола.
— Так в чистом поле любиться-то холодно, — из ворота балахона высовывается голова Торквемады.
— Ты и с котом. А изба где?
— Убежала — ноги слишком длинные, да и холодно тут.
Посмеялись и идем дальше. Странный городок: скученные приземистые домишки, крытые камышом, но большая центральная площадь, где горят костры и слышно пьяные разговоры, и такие же песни.
— Пошли к Кругу, — провожатый кивает на небольшую группу людей, — а ты, Андрей, вертайся назад к товарищам.
Спускаю Торквемаду на утоптанный снег. Он мгновение постоял, а затем куда-то понесся, видать кошку учуял.
Пробившись сквозь толпу, и останавливаемся, не доходя пары шагов до атамана с кошевыми.
— Вот, Василий, тот, кто твою Василису спас.
С бревна встает богато одетый, невысокий мужчина с роскошными усами. За пояс заткнут пистоль, помимо уже привычной мне сабли.
— Ох, успокоил старика, — он стискивает меня в объятиях, — спас дочурку, а мы места себе не находили. Чем тебя наградить?
Медведь, а не старик! Аж ребра захрустели!
— Мне в Москву надо, — переведя дыхание, говорю ему.
— Скоро оставшиеся кошевые подъедут, «птичку» твою послушают, — начинает он, — обсудим и поедем.
— Вы шкатулку с письмами не потеряли?
— Все в целости. А ты садись — поешь, а то какой-то ты бледный и худой.
— Препятствий много было, не все смог легко осилить.
— Вот и отдыхай, силы копи! Скоро они понадобятся всем нам, отдыхай!
Киваю и отхожу к Миколе.
— Вы что, всю зиму так гуляете? — интересуюсь, отрываю куриную ножку.
— Зипунов набрали, да на мед обменяли, — он протягивает мне кружку. — Да и что еще делать?
— Это да, нечего, — делаю глоток, кислое вино. — А летом что?
— По походам: когда мы кочевников, когда они нас.
— Весело живете, — отрезаю ломоть от печеного кабанчика.
— Так между османами и Русью, мы одни стоим.
— Ничего, — снова наполняю кружку, — даст Бог — все изменится.
— Странно такое слышать, — он шепчет мне на ухо, — от чуди красноглазой.
— Хм, ты поменьше бы пил, — залпом опустошаю кружку, — а то уже мерещится тебе.
— Я из запорожских казаков!
— А я из далеких земель, и что? — беру пирог с рыбой.
— У нас знания от волхвов остались, и люди, умеющие то, во что не верят остальные.
— Успокойся, — подливаю ему вина, — слышал я о характерниках. Да только все меньше и меньше вас.
— Пока эта земля стоит, то и мы будем!
— Нет ничего вечного, — качаю головой, — но не будем о грустном. Давай пировать!
Погуляв часов до трех ночи, все разбрелись спать. Микола предложил остановиться у него.
Вот и жилище характерника, почти у самого земляного вала. Такой же приземистый домик, крытый камышом. Заходим внутрь. А, деревянный каркас и плетенки из ивовых прутьев или камыша, обмазано все это глиной. Такое здание быстро строится, да и в случае чего бросить не жалко. В середине мазанки сложен круглый открытый очаг, где мерцают багровые угли. Микола подбрасывает на них пару расколотых поленьев. С негромким потрескиванием они начинают разгораться.
— Держи, — он кидает мне охапку бараньих шкур.
Расстилаю их возле очага, рюкзак прислоняю к стене.
— Микола, а где тут свежей крови можно достать? — негромко спрашиваю я.
— Ты ж вроде на упыря не похож…
Раздеваюсь до пояса и снимаю бинты.
— Смотри, — показываю ему правую руку. — На спине такая же.
— Эк тебя! — присвистывает он, разглядев в дрожащем пламени костра рану. — Кто?
— Один призрак, сейчас он за рекой Смородиной.
— Чья и сколько?
— Без разницы, хотя бы горсть. Мне надо быстрее вылечится, а сами они почему-то плохо закрываются.