Владимир Гончаров
Долгая Дорога Гибели
Пролог
Пробуждение было резким, словно кто-то невидимый щёлкнул рубильником и свет включился. Свет побежал по пространству волнами. Наверное, всем знакомо это ощущение не-бытия в тот первый миг, за мгновение до того, чтобы проснуться?
Но вот вы открыли глаза и снова оказались в своей постели — а может быть, в чужой. Собственно, это даже не важно. Просто для вас в этот миг и начался мир. Не важно, что за эти прошедшие восемь часов кто-то умер, кто-то влюбился, быть может, кто-то даже совершил величайшее открытие в своей жизни. Ничего этого для вас нет, в то время вас ещё не существовало.
Для меня первый миг моего пробуждения стал странным, совершенно не таким как обычно. Я с трудом разлепил слипшиеся глаза, в них словно бросили песком. Так бывает, когда засидишься допоздна, вот только, насколько я помнил, вчера я лёг вполне себе не поздно. Но глаза слезились и болели, болело вообще всё тело, и при этом почти не чувствовалось. Зато была странная скованность, будто бы я отлежал всё и сразу. Я попробовал пошевелиться и не смог.
Тело не слушалось, тело было словно чужим, от слёз и рези в глазах вокруг плавали какие-то белые пятна, другие серые пятна кружились в странном механическом танце. В этот момент пришла боль… Болела каждая частичка моего существа. Болели глаза, горело лицо, жутко и надсадно вспыхивали и затихали боли в груди, вспышками болел живот. Я открыл рот, чтобы закричать, но вместо крика изо рта вырвался какой-то непонятный сип.
Вокруг что-то надсадно запищало, серые тени заскользили быстрее, раздался короткий писк, одно из размытых пятен приблизилось. Короткий укол в предплечье, свистящий звук — и боль отступила. Нет, она не ушла полностью — просто отступила, чтобы затаиться и перегруппироваться, чтобы потом снова напасть в минуту наибольшей слабости.
— Он очнулся, милорд. — Голос принадлежал женщине, но был каким-то до странного безликим. С трудом я наклонил голову, чтобы рассмотреть говорящего. Похоже, я в больнице, но что со мной случилось? Почему всё так болит, почему я почти ничего не вижу? Внутри зарождалось страшное гнетущее чувство, возникший на мгновение страх быстро перерастал в панику.
— Где я? — эти два коротких слова словно сломали корочку где-то в горле, отняв все силы. Я уронил голову обратно на подушку, уставившись невидящим взглядом на белое пятно, которое, похоже, было потолком.
— Ты в больнице, мой ученик… — Голос неожиданно воздействовал на меня успокаивающее, зарождающаяся паника отступила. — Ты проиграл свою схватку на Мустафаре — хотя, возможно, всё же выиграл, недаром ты ещё жив. А пока ты жив, ничего не потеряно…
— Милорд, я не рекомендую сейчас беседовать с больным. Ему нужна срочная операция, иначе я ничего не могу гарантировать…
— Это не займёт много времени… — Всё тот же вкрадчивый голос, но теперь в нём проскальзывали какие-то стальные нотки.
— При всём уважении, Милорд, у вас пять минут. — В этот момент, мне безумно захотелось увидеть человека, способного так ответить обладателю этого вкрадчивого голоса. И я увидел! Не то, чтобы мне удалось внезапно прозреть, просто угол зрения сместился, и я словно наблюдал всё со стороны.
Моё тело лежало в каком-то подобии ванны, плавая в странной бурлящей белой жидкости. На поверхности была только голова — лицо было покрыто дыхательной маской, глаза закрывали прозрачные очки, сейчас заляпанные этой самой белой жижей. У моего ложа стоял уродливый человек в чёрном плаще. Его лицо испещряли множество шрамов, белки были жёлтыми, словно у заядлого алкоголика, допившегося до цирроза.
Вторым был не человек, это существо нельзя было никоим образом спутать с человеком. Высокое, почти трёхметровое, с вытянутой головой на длинной тонкой шее. Его глаза были посажены близко, носа почти не было — только носовые щели. Длинные, тонкие пальцы прятались в широких рукавах разноцветного одеяния существа.
Человек в черном словно бы почувствовал мой взгляд и посмотрел прямо на меня, в тот угол, из которого я наблюдал за ним. Уголки его уродливого рта дёрнулись в улыбке.
— Ты неожиданно делаешь успехи, мой юный ученик. Нам нужно решить один важный вопрос.
— Да, учитель? — это было странно, слышать свой собственный голос со стороны, но так хотя бы меня не терзала боль.
— Что нам делать с джедаями?
— А зачем нам с ними что-то делать?
— Действительно… — почему-то мне показалось, что в этом слове прозвучало очень многое: удивление, отрицание, понимание, даже толика восхищения. В тот момент я ещё не знал, к каким последствиям приведёт одна эта короткая фраза. Но сейчас меня заботило другое. Меня тянуло из этой комнаты прочь, вокруг надсадно пищали какие-то приборы, а индикаторы налились угрожающе красным светом. Комнату словно бы заполнил туман, мое внимание расселялось, и в какой-то момент я словно бы перестал быть.