— Надеюсь, теперь ты понял правила игры, — сказал невидимый Ньярлат. — Я не могу ранить тебя, но могу причинять боль — какую угодно. Например, вот так…
Гибкие отростки выстрелили из стен, обвили его горло и руки. Другие мягко коснулись его глаз, губ, ушей — и в тот же миг голова юноши словно взорвалась, такая дикая ослепительная боль пронзила её. Он не мог даже кричать, утопая в раздирающем белом пламени. Когда Сергей понял, что больше не сможет терпеть, в нем словно щелкнул выключатель — он лишился чувств. Едва он пришел в себя — боль возобновилась, но выключатель щелкнул ещё раз. Когда он вновь пришел в себя, Ньярлат отпустил его.
— Ты на удивление упорен, — сказал он. — Но я могу применить и иной, обратный боли способ…
Что-то острое коснулось основания позвоночника юноши — и в тот же миг внизу его живота словно вспыхнуло солнце. Непроизвольная дрожь резкого, до боли, наслаждения волной разбежалась по бедрам, свела пальцы ног, перехватила дыхание… Сергей осел на пол, с трудом переводя дух. Ещё никогда ему не бывало так славно. Его тело выгнулось, подошвы судорожно сжались, голова закружилась… он словно падал в темный, жаркий колодец…
— Если ты согласишься, ты будешь иметь это когда захочешь… вечно…
Сергей испытал страшный миг внутренней борьбы. Его тело трепетало, мысли путались, из груди рвался стон мучительного наслаждения… но он вдруг словно увидел себя со стороны — и содрогнулся от отвращения и страха.
— Нет!
— В самом деле?
Огонь внизу живота стал жгучей мучительной болью, такой сладкой, что юноша запрокинул голову и вскрикнул, а потом, когда весь воздух вышел из его груди, мог только всхлипывать, не в силах вздохнуть — до того напряглись все его мышцы, трепеща в непроизвольной судороге острейшей вспышки наслаждения. Так приятно ему не бывало ещё никогда и он бы с радостью задохнулся, если бы Ньярлат не отпустил его.
— Ну как? Вечность наслаждения в обмен на слово?
— Нет! — выкрикнул Сергей и сам удивился. Зачем?..
В тот же миг его словно подбросил немыслимый по силе взрыв — сердце на секунду замерло от непредставимо яркой сладкой муки, он закричал от непереносимого наслаждения… потом от безумной боли…
Теперь Ньярлат знал, что надо делать и боль каждую секунду сменялась этим жутким, противоестественным удовольствием. Он полагал, что юноша этого не выдержит и оказался прав.
Сергей лишился чувств.
9.
В себя он пришел уже в совсем другой комнате — ярко освещенном металлическом ящике. Его руки, жестоко вывернутые за спину, стягивало стальное кольцо. На нестерпимо горячем полу нельзя было лежать больше нескольких секунд и Сергей извивался, перекатываясь с боку на бок. Встать он не мог — всякий раз предательская поверхность выскальзывала из-под его босых ног. Ледяной воздух с гулом врывался в комнату сквозь узкие прорези в стенах, так что юноша страдал одновременно и от жгучего холода и от жгучей жары. Свод непрерывно мерцал, мгновенная смена света и темноты была нестерпима для глаз. Сергей сразу крепко зажмурился, но свет пробивал даже плотно закрытые веки.
Но хуже всего был звук — оглушительная мешанина визга, воя и слов, взрывающая его мозг изнутри. На ушах нет век и он даже не мог закрыть их руками — для этого их и связали. Иногда дикую мешанину заменял голос Ньярлата, призывающий его покориться, но Сергей всякий раз отвечал нецензурной бранью. Он понимал, что Ньярлат хочет свести его с ума и скоро добьется своего — такого он не мог выдержать. Вначале его охватила безудержная ярость, потом, обезумев от мук, он бился головой об пол и стены, но их металл оказался упруг, как резина.
Юноша чувствовал, что теряет контроль над собой, теряет себя, что если он сломается — то сломается уже навсегда. Но он боролся, как мог. Его мысли метались, как птицы в клетке, думать он не мог, но почти инстинктивно осознал, что нельзя позволять себе двигаться — это мешало борьбе с лезущим в голову шумом. Поняв это, Сергей лег на живот, плотно прижался к полу и замер неподвижно, только весь дрожал и из-под его плотно сжатых век катились слезы. Вначале ему было невыносимо больно, но металл под ним стал быстро остывать — он уже понял, что машины Мэйат не допускают ран или ожогов. Всё остальное, они, увы, допускали.
Бессчетное количество раз судорога пола сбрасывала его с места, вынуждая начинать всё сначала. Он не знал, сколько продолжалась эта борьба и не мог её описать. Ньярлат методично его изводил, не давая ни мгновения покоя и не собираясь отступать, пока он не сдастся или не спятит. Это тянулось, казалось, целую вечность. К счастью, когда его силы истощились, измученное сознание юноши не сломалось, а просто погасло, как свеча, погрузив его в спасительную беспросветную темноту.