— Мы должны знать, заслуживает ли помощи просящий о ней, — продолжил Вайэрси. — Хотя неведение тут может быть спасением. Когда погибла долина Лангпари, Анмай бросил тебя — но не только. Он бросил всех уцелевших — ради своего личного счастья. Если бы он пошел с вами, до Твердыни добралось бы больше файа. Надеюсь, ты не сомневаешься в этом?
— Нет, — во внезапном приступе растерянности признался Сергей. — Элари это знал. Всегда.
— Анмай много знал, и многое умел. Страсть к ядерной энергии у него в крови. Если он дошел бы до Твердыни, она не пала бы так быстро — её погубила не авария реактора, а отсутствие вождя. Конечно, обычно мы не видим последствий наших поступков. Но Анмай знал… по крайней мере, должен был знать. Он мог спасти тысячи жизней — но предпочел им тоскливую безопасность. Разве это не заслуживает самых жестоких мучений?
Сергей смутился и не ответил. Вайэрси, в сущности, не сказал ничего нового — обо всем этом он уже думал длинными одинокими ночами.
— А теперь самое плохое, — голос Вайэрси звучал совершенно безжизненно. — Заслуживает ли Иситтала твоей любви? Она долго жила в Унхорге, который так не понравился Элари. Она сама говорила ему, что порой занималась там любовью сразу с несколькими юношами — потому, что одного ей было мало. Впрочем, ненасытное любострастие, происходящее от избытка жизненных сил — не такое уж большое преступление. Гораздо хуже другое. Она убила свой народ, когда приказала стрелять атомными снарядами по беженцам. Вот это поистине чудовищно и заслуживает настоящего ада.
— У нее не было выбора, — глухо ответил Сергей, глядя в землю. — Припасов не хватило бы на всех. Я знаю.
— В самом деле? — спросил Вайэрси и вдруг юноше захотелось убить его — за то, что он повторял вслух мучившие его мысли. — Разве тебе не приходило в голову, что война с сурами в любом случае сильно сократила бы население долины? Но если бы в ней было не сорок, а шестьдесят тысяч, файа бы отбились. Пусть им весной пришлось бы голодать, их народ выжил бы. Ты думаешь, Иситтала не понимала этого?
— Должна была понимать, — через силу ответил Сергей. — Но почему тогда?
— Она знала, что если впустит беженцев в долину, они просто захватят её. Пусть файа и отбились бы от сурами, но потом… я не знаю, пришлось бы им есть друг друга, но убивать — пришлось бы. В Лангпари взрослых было во много раз меньше, чем среди беженцев. Ты думаешь, они смогли бы сохранить власть? Кто бы стал слушать жену свергнутого правителя? А переоценить свои силы так легко… и она не без оснований считала, что и так отбилась бы. То, что Яршор смог заблокировать бункер — это действительно редчайшая случайность.
— Я не могу поверить, что она хотела только власти, — холодно ответил Сергей. — Элари её знал.
— Конечно, всё не так просто, — Вайэрси тоже опустил голову и говорил очень тихо. — Если бы родители пришли в долину, система общественного воспитания немедля рухнула бы, — а ведь на ней держалась вся цивилизация файа. Что сталось бы с их общественным строем, если бы детей учили тому, что нравиться родителям, а не тому, что нужно государству? И, наконец, главное. Иситтала выросла в Золотых садах, именно они были её родиной, — а ведь нужда в них давно отпала. Между Байгарой и Садами шла долгая вражда, и если бы Байгара пришла в долину — Сады не просто погибли бы. Все поняли бы их бесполезность, поняли бы, что все накопленные в них знания, в сущности, ничего не стоят. Пусть это и не совсем так, но Иситтала боялась этого. Именно в этом и состоит её преступление. Она хотела сохранить мир своего детства неизменным — и любой ценой, забыв, что ценна каждая жизнь. В такую ловушку легко попасть мечтателю — но правитель должен думать обо всех. Она избрала легкий путь — и в этом её ошибка, простительная для обычного человека, но для правителя смертельная, ибо он в ответственности за всех, а не только за тех, кого любит. Теперь ты понимаешь?
— Да, — ответил Сергей, не видя его из-за слез. — Но я все равно люблю её. Помогите им — хотя бы ради меня.
Вайэрси надолго замолчал.
— Любовь — величайшая из сил нашей души, — вдруг тихо сказал он. — Она приносит нам счастье, но не только. Любовь может быть и самой разрушительной из всех наших сил. В ослеплении любви можно перейти границу… когда уже ничто иное не кажется важным. В желании любой ценой быть с любимой… любимым… любимыми можно шаг за шагом разрушить весь окружающий мир и оказаться в пустыне, откуда уже не будет иного выхода, кроме смерти. Так было… и будет, даже если мы решим иначе. Путь между безднами чересчур узок… впрочем, что толку в словах? Я вижу, как ты страдаешь и не хочу этого. Все мы совершаем ошибки, падаем… но потом поднимаемся. Анмай и Иситтала будут здесь… ради тебя, и я надеюсь, что однажды они станут одними из нас. Но хочешь ли ты их видеть?