Простая мысль о том, что у любого явления, даже столь ужасного, есть и своя хорошая сторона, показалась Элари настоящим откровением. Он понял, что впервые после начала вторжения всерьез надеется выжить… и устыдился этого.
Он не сразу заметил, что солдаты спрашивают его советов — как старшего, — а заметив, охотно воспользовался своим авторитетом. Сейчас его единственным желанием было ехать не останавливаясь до самой Си-Круаны — и он легко убедил в этом солдат. Он убедил их свернуть и ехать окольными дорогами, когда главная оказалась забита беженцами. Он убедил их не останавливаться и не подбирать никого, сделав исключение лишь для трёх девушек, навьюченных узлами. Он убедил их не останавливаться, даже когда их пытались остановить — всего несколько раз, и однажды им пришлось удирать от пуль.
В конце концов окольные дороги оборвались и они вновь выехали на главное шоссе, — но основная масса беженцев осталась позади и сама страна Председателя кончалась. Впереди простерлись голые равнины — вначале поросшие травой, потом каменистые, они плавно поднимались вверх, к скалистой иззубренной стене хребта Лабахэйто. Уже хорошо была видна седловина Солнечных Ворот. Все, кто ехал, сейчас были впереди, идущие отстали — их машина оказалась единственной на огромном пустынном склоне, наверное, последняя из всех, что проезжали здесь. Склонявшееся к западу солнце уже окрасило закатным золотом тянувшийся за ними длинный шлейф пыли и весь поднебесный мир.
Громады гор вблизи уже нельзя было охватить взглядом — они возвышались над ними, словно грозовые тучи, но не туманные, а твёрдые, пугающе реальные, в рыжих рёбрах выступов и синих извивах провалов. Их острые золотые вершины вонзались в глубокую синеву неба на страшной высоте.
Элари оглянулся назад. Долина Айтулари лежала перед ним огромной чашей, наполненной невесомым воздухом. В нём, плавно спускаясь вниз, растворялась наклонная равнина. В этом призрачном море парили темные острова дымовых облаков — уже не вверху, на одном уровне с ними, — но на таком расстоянии их ужасная природа не осознавалась и это было просто красиво.
Всё вместе — пики хребта, вздымавшиеся над бескрайней равниной, простор, величественное спокойствие заката — всё это вызвало у Элари странное ощущение сна, теперь очень счастливого, какие снились ему в раннем детстве, и он не хотел, чтобы этот сон кончался, он хотел снова быть малёньким…
Перевал — он же граница — показался неожиданно. В сущности, перевала тут не было, равнина — точнее, плато, — тянулась дальше за горами, плоская, как стол, а здесь был узкий перешеек её, стиснутый скалистыми отрогами. В самом узком месте он был перегорожен бетонным забором чуть выше человеческого роста. Возле дороги забор загибался внутрь, в короткий коридор, перекрытый с обеих концов шлагбаумами. За ним, сбоку стоял небольшой дом для часовых — и всё. Артиллерийских батарей Элари нигде не увидел, хотя и знал, что они размещены по обе стороны прохода — настолько искусно они были скрыты в скалах местными инженерами. У шлагбаумов стояли часовые — солдаты Жителей Пустыни в таких же, как у Суру комбинезонах, и с такими же винтовками.
К удивлению Элари, их пропустили почти беспрепятственно, после чисто символического осмотра — правители Жителей Пустыни приказали пропускать всех беженцев, мудро рассудив, что у них просто нет иного выхода. Пока машина стояла между шлагбаумами, юноша осматривался. За забором возилось множество солдат — солдат Айтулари — которые рыли за ним траншею и долбили амбразуры в монолитном бетоне. Дальше возвышалась старинная стена с единственными чугунными воротами. Она упиралась в крутые скалы и впечатляла даже на вид — большое двухэтажное, под зелёной крышей, здание таможни казалось рядом с ней игрушечным. Стену облепили многочисленные, как муравьи, люди, приводя её в порядок. Перед ней, почти вплотную, стоял ряд серых железобетонных башен, уже более современной постройки — похожих на шеи насторожившихся гусей. На скалах по обе стороны прохода тоже копошились тысячи людей.
Элари обернулся. Вся предгорная равнина лежала перед ним — голая, открытая, бесконечная. Сюда никто не мог подобраться незаметно и он решил, что сурами никогда не смогут пройти здесь — ни сейчас, ни вообще когда-либо.