Станислав Лем. Из воспоминаний Ийона Тихого.
Часть 1: Дар жизни
1.
Очнувшись, я понял, что лежу, прижавшись щекой к мокрой земле. Голова раскалывалась от боли, меня тошнило. Я смог только приподняться на четвереньки — и меня тут же вырвало с такой силой, что я чуть не задохнулся. Потом, когда спазмы прекратились, мне стало легче и я смог встать на колени, хотя мышцы были как ватные и даже дышать было тяжело — для этого требовались осознанные усилия и я пришел в себя именно потому, что начал задыхаться. В глазах всё плыло и я не мог ничего рассмотреть. Вдруг дикая боль пронзила сердце — меня словно ударили ножом. Я осел, сжался в комок, пережидая её. Не знаю, сколько это длилось. Возможно, я потом уснул, потому что помню, как проснулся. Меня разбудил резкий кашель Петра. Мое тело закоченело от холода и я с трудом сел на верхушке голого земляного бугра, у основания которого лежал Петр. Он медленно ворочался, пытаясь приподняться, и всё время кашлял. Наконец, ему тоже удалось сесть и наши глаза встретились.
— Что это было? — незнакомым, хриплым голосом спросил он.
— Не знаю.
Я осмотрелся. Сначала я не понял, что весь мир вокруг изменился. Вокруг нас появились темные купы деревьев, казавшихся холмами. Далеко на востоке (восток всегда там, где встает солнце) виднелись настоящие холмы. Все знакомые нам вещи — здания, фермы моста, темневший далеко слева корпус электростанции с рядом высоких дымящих труб — всё это исчезло. Даже заря стала дальше и тусклее, и стала дальше и тусклее утренняя звезда… потом я заметил ниже, на фоне зари, вторую звезду — незнакомую и желтоватую. От моих ног тянулась длинная тень. Свет походил на лунный, но он был синим. Я поднял голову и обернулся.
На западе за деревья заходил огромный сине-белый пятнистый диск — раз в восемь больше земной луны.
2.
— Где мы? — довольно глупо спросил я, хотя уже всё понял. Но одно дело — читать истории про иные миры, другое — самому оказаться в такой истории. Как ни странно, я поверил в это сразу и не ощутил ничего, кроме интереса и ещё — удивления.
Небо здесь было очень странное. На нем виднелось лишь несколько ярких звезд, которые, впрочем, скорее всего были планетами. Одна из них, серовато-белая, отбрасывала заметную тень. Потом я увидел ещё кое-что — смутный, тусклый многогранник, похожий на ежа, — чёрное солнце с бахромой острых лучей, окаймленное тусклым, мертвенным ореолом. Лучи его были разной длины и я понял, что это, очевидно, шар, сплошь усаженный пирамидальными шипами. Он был раз в пять больше луны, а может быть, и в шесть — такое трудно определить на глаз. Потом я заметил тусклые полосы, — они пересекали всё небо и были слишком правильные для облаков или туманностей. Что-то в их расположении наводило на мысль о тёмных реках, текущих по небесной тверди.
Я смотрел на них несколько минут, потом окинул взглядом безнадёжно пустынный горизонт. Лишь за холмами тянулось облако пара, словно там была электростанция или вулкан — но я не видел ни труб, ни горы, — только едва заметно поднимавшиеся унылые тёмно-синие клубы.
— Это какой-то другой мир, — сказал Петр. — Наверное, это кольцо было… ну, не знаю… воротами. — Он поднялся, поёжившись от холода. На его боку змеились полосы грязи. — Здесь могут быть звери, — добавил он.
Я прислушался. Кроме шелеста листвы — ничего… кроме каких-то неясных звуков, которые могли быть шумом невидимой отсюда реки… а могли и не быть.
— Нам нужно найти укрытие, — сказал я.
— И оружие, — добавил мой друг. — А ещё — одежду и еду. С чего начнем?
— Нам нужно осмотреться, — предложил я. — Надо пойти к тем холмам. Они, кажется, довольно близко. И тот пар — рядом с ними. Может, это какие-нибудь гейзеры… а может, там люди.
— Или не люди, — добавил Петр. — Здесь всё другое. Даже воздух. И мне кажется, что я стал тяжелее.
Я прислушался к своим ощущениям. В самом деле, я тоже стал тяжелее — ненамного, но заметно. А раз сила тяжести здесь больше, атмосфера тоже плотнее… вот почему мне так трудно дышать.
Лишь в этот миг до меня действительно дошло, что здесь — совершенно другой мир, в котором, возможно, нет больше ни одного человека, а есть твари, которым ничего не стоит убить нас — из научного любопытства или просто из-за голода. Мне стало очень страшно, но пока ничего ужасного не происходило и страх быстро прошел. В конечном счете, всё зависело от нас самих — от нашей осторожности и наблюдательности.