После выпуска я провел несколько дней с Кайзером Даливонги в его доме в Камате. Он уже выбрал для себя свой жизненный путь в качестве будущего лидера. Он был в очереди наследования, собираясь стать вождем представителей племени тембу, находившихся в эмиграции и компактно проживавших в самой западной части Транскея (своего рода руководителем эмигрантского Тембуленда). Пока я жил у него, он настаивал на том, чтобы я после получения квалификации адвоката вернулся в Умтату. «Почему ты остаешься в Йоханнесбурге? – задал он мне вопрос. – Ты здесь нам нужен больше».
Это было справедливое замечание: безусловно, в Трансваале было больше африканцев с моей профессией, чем в Транскее. Я ответил Кайзеру, что его предложение пока преждевременно. Однако в глубине души я осознавал, что мне предстоит совсем другая стезя. Благодаря своей дружбе с Гауром и Уолтером я начал понимать, что у меня обязательства перед моим народом в целом, а не только перед какой-то его частью. Я чувствовал, что все события в моей жизни уводят меня прочь от Транскея к другой жизненной цели, туда, где региональные и этнические привязанности отступали перед более масштабной задачей.
Выпускной в Форт-Хэйре дал мне пищу для дополнительного самоанализа и размышлений. Меня поразило несоответствие между моими прежними предположениями и полученным мной реальным опытом. Я был вынужден признать ошибочными свои прошлые идеи о том, что выпускники автоматически становятся лидерами и что моя принадлежность к династической семье племени тембу гарантирует мне всеобщее уважение. Успешная карьера и комфортная зарплата больше не были моими конечными целями. Я обнаружил, что меня втягивают в мир политики, потому что я не был доволен своими старыми убеждениями.
В Йоханнесбурге я вращался в кругах, где здравый смысл и практический опыт были важнее, чем высокий академический уровень. Даже получив академическую степень, я понял, что вряд ли что-то, чему я научился в Университете Форт-Хэйр, может пригодиться мне в моей новой жизни. В университете преподаватели всячески избегали таких тем, как расовое угнетение, отсутствие возможностей для африканцев, множество законов и правил, призванные обеспечить подчинение чернокожих. Однако в своей жизни в Йоханнесбурге я сталкивался с этими вещами на каждом шагу. Никто никогда не растолковывал мне, как избавиться от зла расовых предрассудков, и мне приходилось самому учиться этому методом проб и ошибок.
Вернувшись в Йоханнесбург в начале 1943 года, я поступил в Витватерсрандский университет, обучение в котором позволяло получить степень бакалавра права, промежуточное академическое звание перед получением чина юриста. Витватерсрандский университет, известный всем как «Уитс», расположен в Браамфонтейне, северном пригороде центральной части Йоханнесбурга. Он по праву считается ведущим англоязычным университетом в Южной Африке.
Если в результате работы в юридической компании я впервые стал на постоянной основе общаться с белыми, то в ходе учебы в Витватерсрандском университете я познакомился с группой белых моего возраста. В Форт-Хэйре у нас были случайные встречи с белыми студентами из Университета Родса в Грэхэмстауне, а в Уитсе я регулярно посещал занятия вместе с белыми студентами. Это было так же необычно для них, как и для меня, поскольку я был единственным чернокожим африканцем, обучавшимся на юридическом факультете.
Англоязычные университеты Южной Африки можно считать активными проводниками либеральных ценностей. Следует отдать дань уважения этим вузам за то, что они разрешили учиться у себя чернокожим студентам. Для университетов, в которых преподавание велось на африкаанс, такое было немыслимо.
Несмотря на либеральный дух университета, я никогда не чувствовал себя там полностью комфортно. Быть единственным чернокожим африканцем (если не считать чернорабочих), к которому в лучшем случае относятся как к диковинке, а в худшем – как к непрошеному гостю, – это далеко не самый приятный опыт. Я встречал как великодушие, так и враждебность, сам же старался вести себя сдержанно. Хотя мне предстояло познакомиться с белыми студентами, которые симпатизировали африканцам и стали моими друзьями (а затем и коллегами), большинство белых в Уитсе нельзя было отнесли к числу либералов. Помню, как однажды я на несколько минут опоздал на лекцию и сел рядом с Сэрелом Тиги (позже он станет членом парламента от Объединенной партии). Хотя лекция уже началась и свободных мест оставалось немного, он демонстративно собрал свои вещи и пересел на место подальше от меня. Такой тип поведения был скорее правилом, чем исключением. Никто не произносил в мою сторону слова кафр[19], враждебность была приглушенной, но я все равно ее чувствовал.
19
Кафр – презрительное обозначение представителя любого негритянского племени на территории Южной Африки.