– И что же теперечи делать? – в итоге задался вопросом староста, который понял, что торжественное повешение отмечается.
Пожав плечами, я сообщила, что эльфа надлежит вылечить и с извинениями отпустить, а в будущем лучше присматривать за дочерью.
Мужчина великой радости не продемонстрировал, и пришлось задержаться в селе, чтобы искушение добить нелюдя для крестьян не оказалось слишком уж большим.
Поселила я остроухого в той же избе, где обреталась сама, у вдовы кузнеца. Та к появлению в своем доме постороннего мужчины отнеслась на удивление хорошо. Даже, пожалуй, обрадовалась. И... я спустя пару дней в обществе эльфа поняла, почему. Он был... удивительным. Даже лежащий пластом, умудрялся шутить, причем шутил на совершенно особенный манер. Вроде бы и пошло... Но все равно не подкопаешься, грань приличий не перейдена. Да и глазами он стрелял прицельно в сторону каждой юбки. Доставалось и мне, и приютившей нас вдове...
– Хорошему коту и в тужене мажец, – только хмыкала с неким одобрением почтенная женщина.
Кот и правда был хорош. Не подкопаешься. Стоило только ему немного прийти в себя, как одними словами эльф перестал ограничиваться.
Однажды, когда я суетилась у плиты (хозяйка как раз отлучилась по делам), загребущие руки легли на мою талию. Не ударила я локтем со всей силы только потому, что знала, кто позади. И понимала, что едва вставшему на ноги эльфу много не потребуется, чтоб снова слечь. После такого он снова сляжет.
Отставив в сторону прихват, отвела его руки.
– Чем же не угодил, преподобная сестра? – вроде бы и с издевкой спросил эльф. Но в голосе все равно звучала растерянность. Вряд ли ему так уж часто отказывали женщины.
Я развернулась, чтобы иметь возможность смотреть ему в глаза.
– Не волнуйтесь, Сейран. Вы мне угодили во всем. Но мои обеты запрещают блуд.
Тут я не погрешила против истины. Пожалуй, спустя пару дней знакомства с Сейраном я даже начала понимать старостину дочку. С этим эльфом было легко забыть о многом. Но для меня любовная связь до брака означала неминуемую потерю жреческого сана. И если мужчина мог себе это позволить, то мне просто некуда было возвращаться...
– Чего не видит жрец, того не видит и его бог... – обольстительно улыбнулся мне болящий, и его руки вновь оказались у меня на поясе. Процесс освобождения повторился, и это эльфу ужасно не понравилось.
Что им двигало в тот момент, я прекрасно понимала: Сейран несколько дней пролежал пластом, ему даже помойное ведро для справления нужды — и то подносили к постели. Он только что пришел в себя, ему немедленно требовалось доказать свою силу и мужскую состоятельность. А для этой цели я все же годилась лучше, чем вдова кузнеца.
Я была, пожалуй, не в обиде. Не получалось оскорбляться, когда тебя желает добиться такой мужчина. Однако и уступать соблазнам я не намеревалась. Слишком велика казалась мне цена сиюминутного удовольствия
– Око Богини всегда обращено на Ее служительниц, – спокойно сообщила я и продолжила суетиться у плиты.
Сейран озадаченно вздохнул, а после еще и добавил пару слов на эльфийском. Мое благочестие его не особенно обрадовало.
– Возвращайтесь в постель, вам нужно набраться сил, – велела я мужчине.
Тот только махнул рукой и выскользнул во двор. Я тоже понимала, что сил он набрался уже достаточно, чтобы попасть в новые неприятности.
– Он исчез уже на следующий день, мать Марта. Без предупреждения.
Выражение лица женщины было настолько суровым, что становилось не по себе.
– И ты рассказала мне все о той вашей встрече? – вопросила она, очевидно не веря в то, что я осадила эльфа.
Ее сомнения были мне понятны: она видела Сейрана собственными глазами. Мало какое благочестие выдержало бы его напор.
Меня от греха спасла моя разумность. А еще то, что особого интереса в мужчине я не вызвала. Если бы эльф действительно возжелал уложить меня в постель, то еще неизвестно, чем бы все обернулось.
– Разумеется. Иначе бы он не сбежал так поспешно. Задержался хотя бы на пару дней.
А после все равно сбежал.
– Но после!.. После он снова оказался подле тебя! И там, как я понимаю, одними разговорами вы не ограничились! Ивона! Стыд!
Наставница повысила голос, и я поморщилась.
– Матушка, можно подумать, будто самое главное – это мое целомудрие, – недовольно произнесла я, разглядывая висевшую на стене икону. Богиня смотрела на меня снисходительно. Она все же была женщиной... Да и муж у нее имелся. – Оставьте уже в покое мою постель. Я могу на священном писании поклясться, что блудом жреческий сан не опорочила.