— Нет, я пойду сейчас, — тихо сказала она.
— Да что случилось? — заволновался Озолс. — Объясни толком.
— Так… Ничего… Просто я не могу здесь больше оставаться.
— Тебя обидел кто-то? — понизил голос отец. Ты скажи — я должен знать.
— Нет-нет, — поспешно возразила она. — Пожалуйста, не волнуйся. Никто и не думал меня обижать. Наоборот, только я пока поживу у Бируты.
— Ничего не понимаю, — нахмурился Озолс. — Никто не обижал, а уходишь. Ты хоть подумала — хорошо ли это? По отношению к господину Лосбергу.
— Подумала, папа. Потому и ухожу. Не хочу, чтобы о нас с ним болтали разное…
— Не хочешь! — укорил отец. — Болтовни боишься? А человек огня не испугался. Эх ты! — Он забрал у дочери чемоданчик. — Пошли!
Но Марта не двинулась с места.
— Я и без вещей уйду.
— Уходи! — Озолс бросил чемоданчик на траву. — Ты сбежишь, а мне куда? Тоже бежать? Христа ради к людям проситься? Обо мне ты хоть подумала?
Марта в нерешительности молчала.
— Дождись, по крайней мере, пока он на ноги встанет, — испуганно оглядываясь на окна, торопливо добавил Озолс. А я тем временем, глядишь, под крышу заберусь.
— Хорошо, — согласилась Марта. — Я останусь. Пока не снимут бинты. Но больше — ни дня!
Дверь в комнату Рихарда была открыта, Озолс заглянул. Лосберг, выпростав из-под одеяла забинтованные руки, медленно разгибал и сгибал пальцы.
— О, господин Лосберг, вы уже совсем молодцом!
Стараясь не стучать протезом, Озолс вошел в комнату, почтительно присел на краешек стула рядом с кроватью.
— У меня нынче тоже удачный день, — похвалился он. — С плотниками поладил, обещают до зимы под крышу подвести.
— Что-то вы рано расхрабрились. Побереглись бы, — заботливо заметил Рихард.
— Я-то что… Вот вам досталось. Беда… — А мне — только трубку пришлось выкинуть. Дыму наглотался на всю жизнь. Надо спешить. И так стесняем вас — неудобно.
— О чем вы говорите? Ваша дочь лечит меня лучше всяких врачей.
Озолс удовлетворенно хмыкнул, не спеша извлек из кармана лист бумаги.
— Вот, была страховая комиссия. Так ничего и не установила. А в поселке думают, что это поджог.
Рихард удивленно посмотрел на старика.
— А что, разве сложно? Подкинул паклю на чердак — и все. Тлеет себе помаленьку, а сам уже далеко. И концы в воду.
Лосберг задумчиво прищурился, словно не решаясь разгадать намек.
— Кому вы помешали?
— Да, видно, уж помешал. Рассчитался кто-то сполна.
Рихард долго молчал, затем многозначительно проговорил:
— Может, вы и правы. В душе человеческой есть очень глубокие тайники.
Поздно вечером Зента, управившись с делами, сидела ка кухне. В очках, в наброшенном на плечи теплом платке, она склонилась над библией, шепотом повторяя сотни раз читаные строки. В окно стучал дождь, шумел, гулял, неистовствовал ветер. В доме было тепло, потрескивал огонь в плите. Зента так увлеклась, что не слышала, как открылась дверь. Остановившись на пороге, Артур — в мокром брезентовом дождевике, с чемоданчиком — улыбаясь, смотрел на мать. На лучики морщин вокруг глаз, на рано побелевшие волосы, на загрубевшие в работе пальцы, бережно листающие пожелтевшие страницы. Подошел, осторожно обнял ее за плечи.
— Сынок! Наконец-то… — Она вскочила, радостно захлопотала. — Раздевайся, ты же совсем мокрый. А я как знала: картошки наварила, рыбы нажарила.
— Хорошо! — Артур блаженно потер над огнем руки. — Хорошо все-таки дома.
— Конечно, хорошо, — согласилась мать. — Пивца свежего выпьешь?
— Да уж налей. — Жестом фокусника он достал из чемоданчика новенькие пивные кружки — расписанные, сверкающие глазурью, — поставил их на стол.
— Ой, какие славные! — обрадовалась Зента. — Заработок-то не весь потратил?
Парень не ответил, вновь склонился над чемоданчикам.
— А это тебе, — в руках у Артура была добротная шерстяная кофта.
— Ну зачем ты?.. — укоризненно проговорила мать. А руки невольно потянулись к подарку, глаза засветились радостью.
— Носи на здоровье, теплая. — Скрывая смущение, он бодро принялся за еду. — Ну, какие новости? Ты не болела тут?
— Некогда болеть, сынок. Я ведь теперь в коптильне работаю.
Артур удивленно опустил ложку:
— Ну? Открыли все-таки?
— Там и Айна, и Магда… Да чуть ли не все наши женщины.
— Как платят?
— Очень даже неплохо.
— Я видел, Озолс уже дом налаживает? — как бы невзначай поинтересовался сын.
— Кремень — человек, — уважительно ответила Зента. — Из такой передряги вышел — и на ногах.
— А где они живут?