В кабинете Рихарда горел свет. Он сидел у стола, разбирая бумаги. Услышав стремительные шаги, вскинул голову и замер — перед ним стояла Марта. Лицо ее было безжизненно бледным, словно гипсовая маска.
— Я согласна, — не разжимая губ, мертвым голосом произнесла она и замолчала, будто забыв, зачем пришла сюда.
Рихард поднялся, шагнул к ней, взял за руку:
— Что с вами? Вам нездоровится?
Слышите, Рихард? — упрямо, почти зло повторила она. — Я согласна… стать вашей женой. Или, может быть, вы передумали?
Кровь бросилась Лосбергу в лицо. Он ответил, едва сдерживая волнение:
— Вы так противоречивы и стремительны в своих решениях, Марта… Позвольте, я вам отвечу тем же. Мы обвенчаемся сегодня же.
Он в упор взглянул на нее, увидел, как расширились, дрогнули ее зрачки, и повторил жестко:
— Или сегодня — или никогда.
…Темная, громада церкви наполнялась светом. Служка проворно зажигал свечи. Из-за алтаря торопливо вышел пастор и с ходу начал читать молитву. Сзади шушукались свидетели — Аболтиньш с женой, горничная Лосберга, Эрна, рядом с нею, как всегда пьяненький, Петерис, несколько гостей из Риги, личные друзья Лосберга, рыбаки, среди которых был и Лаймон.
Сам Озолс испуганно озирался по сторонам, то и дело поправляя на своей бычьей шее мешавший галстук.
— К чему такая спешка? — недоуменно вполголоса проговорил он. — Пожар, что ли?
Аболтиньш сочувственно посмотрел на обескураженного отца невесты, неопределенно пожал плечами что, мол, поделаешь, барские причуды.
Лосберг, торжественно держа под руку бледную, обряженную в подвенечное платье Марту, нетерпеливо вслушивался в бормотание пастора, ожидая, когда тот доберется до сути дела. Наконец, служка подал на подносике кольца.
— Венчается раб божий Рихард… венчается раба божия Марта… — возвестил пастор.
Марта, как во сне, протянула руку, пальцы ее дрожали, и Рихард долго не мог надеть ей кольцо.
— Поцелуйтесь, дети мои, и да благословит вас господь! — услышала она голос пастора и совсем близко увидела расплывающееся лицо Рихарда, его вытянутые для поцелуя губы.
Все вдруг поплыло перед нею — лицо жениха, пастор, темные лики святых, мерцание свечей… Закружилось — сначала медленно, потом все быстрее… И превратилось в бешеную круговерть.
Артур взволнованно шагал из угла в угол. Мать, перетирая посуду, с состраданием наблюдала за сыном.
— Чего теперь казниться? Выплеснутую воду не зачерпнешь.
Резко распахнув дверь, в комнату вбежал Лаймон:
— Ну и заварил ты кашу! Всякое видел, но такое…
Артур замер, с волнением вглядываясь в лицо друга.
— Представляете, тетя Зента, только им пастор кольца надел, только благословил, она — хлоп в обморок. Вообще-то, я вам скажу, молодой Лосберг похлеще папаши будет. У этого между пальцев не проскочит. Приволок пастора, обвенчался…
— Что с Мартой? — собрался с духом Артур.
— А бог ее знает. Шум, паника… Унесли без чувств.
Артур метнулся к вешалке, схватил фуражку:
— Где? Где она?
Лаймон решительно загородил ему дорогу:
— Ты что? Совсем спятил?
— Пусти!
— Мало ты дров наломал? Еще хочешь? Не пущу!..
К ним поспешила Зента:
— Сынок, одумайся! К чужой жене-то…
Артура словно ударили. Только сейчас до него дошел смысл материнских слов — он безучастно опустился на стул.
Банга сидел отрешенный и не догадывался, что судьба предначертала воздать ему в этот день полной мерой. Бывает с нею такое — расщедрится, так уж расщедрится. Ему было невдомек, что по улице поселка к их дому уже ехала полицейская машина. Машина остановилась подле ворот. Двое дюжих парней в форме поднялись на крыльцо. Старший полицейский постучал, однако его не услышали. Постучал громче. Наконец, дверь распахнулась — на пороге появился высокий худощавый парень с удивительно синими, ярко-васильковыми глазами.
— Вам кого? — удивленно спросил Лаймон.
Полицейский смерил его оценивающим взглядом.
— Вы Артур Банга?
— Нет, а что?
— Кто из вас Артур Банга? — негромко, но весьма многозначительно спросил полицейский, входя в комнату.