— А я теперь стою рядом, а он по мне не стреляет?
— А теперь стрелок тебя не видит.
— Он мой.
— Нет, он мой, а ты прикрывай Каори и Гарланду.
Мик соединил оба кольта — из них получилось странное светящееся ружьё. Бах — в километре от Мика расцвел яркий шар — и стало тихо.
Из темноты вышла фигура и произнесла хриплым мрачным голосом:
— Отдай ключ.
— Я не могу отдать тебе, то что ты просишь, — ответил Мик.
— Тогда я убью тебя.
— Я не боюсь этого, ты не сможешь убить меня.
— Все бояться смерти, особенно люди.
— Я не боюсь смерти, — повторил Мик, раскрывая крылья, чтобы закрыть друзей от существа, с которым разговаривал. — Я уважаю смерть, потому что я всегда хожу по краю. Смерть — мой партнер, мой друг. Я не боюсь её. А ты трус, и ты боишься смерти даже сейчас.
— Умри! — прогремел выстрел. Мик покачнулся, но не упал. Левое крыло повисло, и друзья увидели того, кто стрелял в Мика. Но эта мрачная фигура вызывала только дрожь в коленках.
— Почему ты не падаешь? — спросил противник, — умри и не морочь мне голову.
Ещё семь выстрелов, но хоть Мик и качался при попадании пуль, однако не падал.
— Восемь пуль в сердце!? — закричал противник, — я тебе стрелял в сердце! Почему ты не падаешь?
— Ты промахнулся, — невозмутимо ответил Мик, — может быть ты и стрелял мне в сердце, но, видишь ли, в мое сердце могут попасть только очень немногие. Сзади меня стоят двое ребят, вот они могут попасть в мое сердце, и им понабиться всего по одной пуле. А ты как не целишься — не сможешь этого сделать.
Мик говорил негромко, но очень весомо. Рё и Дайсуке слышали каждое слово. Они переглянулись.
— Мик что-то такое сказал? — Рё с тревогой посмотрел на Дайсуке.
— Мне кажется, что Мик этими словами сказал нам, что он нам доверит свою жизнь настолько, насколько это возможно.
— Но я не смогу убить Мика, да и ты тоже…
— Конечно, нет…
— …ты плохо целишься и поэтому ты боишься меня. Ты думал перестрелять нас и забрать интересующую тебя вещь, но ты прокололся. Ты даже меня убить не можешь. Потому что ты трус! Понятно? Ты — трус. Могу повторить по буквам. Т-Ы-Т-Р-У-С! Понятно?
— Умри!!! — заверещал стрелок и всадил в Мика оставшиеся две пули.
— Идиот, — с жалостью сказал Мик, — ты ни черта не понял из того, что я тебе сказал.
Сзади бабахнул выстрел, и собеседник Мика рухнул с простреленной головой.
— Рё… — выдохнул Мик и стал медленно оседать. Его поймали в четыре руки и, перед тем как потерять сознание, Мик увидел грустные глаза Рё, полные тревоги глаза Дайсуке и заплаканные глаза Каори, а потом Мик отключился.
Очнулся уже в космосе через три дня в лазарете. Первое, что Мик почувствовал, открыв глаза, что грудь туго перебинтована. В лазарете было темно, и лишь звездная каша пронизывала темноту тонкими лучиками. Мик заворочался на койке, застонал от боли. За дверью лазарета послышались шаги. Мик затих, прикрыл глаза. Дверь открылась, пахнуло знакомым запахом. Это был Дайсуке. Мик наблюдал за ним, полузакрыв глаза. Дайсуке был в майке, брюках и тапках на босу ногу. Дайсуке подошел к Мику, посмотрел на него и сел на соседнюю койку.
— Ты не поверишь, Мик, — тихо проговорил Дайсуке, — твой приятель наставал на том, чтобы отправиться с нами, но Логан его отговорил. Не уверен, что ты меня слышишь. Гарланда, вообще, боялась, что мы тебя потеряем. Рё и Каори сидели около корабля и ждали, как операция пройдет. Рё дал кровь, Сагара дал кровь и я дал. Так что теперь мы братья по крови. Я страшно рад этому. Мне все не дают покоя те слова, что ты сказал там на улице. Про твоё сердце. Хотел бы я знать, что это значит?
— То и значит, — Мик открыл глаза и уставился в потолок, — если ты или Рё захотите меня убить, то вы не промахнётесь. И одной пули тут будет достаточно.
— Мик! — Дайсуке вскочил с койки, подбежал и нагнулся над приятелем, — ты когда очнулся?
— Да только что. Ты мне каялся, пока я был без сознания? Успокойся, я ничего не слышал.
— Ну, не совсем, — смутился Дайсуке, — но многое, я думаю, тебе бы не понравилось.
— Я тебе объясню, Дайсуке, — Мик посмотрел на друга, — доступным языком. Наш корабль — это сейф, а мы все в нем — золотые слитки разных размеров и чистоты. А потом приходит грабитель с желанием вскрыть этот банк и забрать золото себе. Но если золото безмолвно, то мы живые мыслящие существа, и если можно пожертвовать одним слитком, одной жизнью ради остальных.… Почему бы и нет.
— Нет! — Дайсуке обеспокоился, — ты не должен так говорить!
— Почему?
— Умирать за друзей почетно, не спорю. Но зачем так думать?
— Хм, — Мик принял полусидящее положение, — я — одиночка, Дайсуке, самый настоящий. Даже имея до черта друзей и знакомых, я остаюсь одиночкой. У меня долгое время не было друзей, потом они появились, затем весь хлам человечий отсеялся — остались немногие, которым я мог бы довериться. Да и то. Я им доверяю ровно в половину. Я не уверен в них, понимаешь? Поэтому я беспокоюсь об них сильнее обычного, я боюсь их потерять и вновь остаться в одиночестве. Тешу себя иллюзией того, что у меня есть друзья. Возможно, это действительно мираж, который я себе придумал. Может, у меня и друзей нет? Может, я просто сам собою веду беседу? Я — мрачный флегматичный меланхолик с суицидальными мазохистскими наклонностями, которые выражаются в том, что я охотнее всего подставляюсь под пули, которые летят не в меня. Я не знаю, почему я стараюсь спасти людей, которые меня видят первый и последний раз.
— Нет, — Дайсуке обнял Мика за плечи, — ты вполне нормальный парень без извращений, просто ты очень тщательно выбираешь себе друзей. Именно тех, которые тебе воспринимают таким, каким ты есть.
— Ага. Отдам ноги в хорошие руки. Так что ли? — Мик обнюхал Дайсуке. Его запах ему нравился. Смесь пороха и кожи. — Кстати, ты хорошо пахнешь.
— Спасибо. Тебе не надо беспокоиться об этом, Мик, мы — твои друзья и мы сами побеспокоимся об том, чтобы ты так не думал.
— Все ли так просто? — Мик освободился от рук Дайсуке, — может, ты тоже иллюзия?
— Нет, я реален. Значит, мы вместе сошли с ума. Ты и я.
— Одной крови. Тяжело в лечении — легко в гробу. Если я ненароком помру, кремируйте меня.
— Еще чего, — Дайсуке рассердился, — даже не заикайся об этом. Ты не умрёшь.
— Почему такая реакция? — Мик грустно смотрел на Дайсуке, — я вполне серьезно об этом говорю.
— Нет! И еще раз нет! — Дайсуке забегал по лазарету, — это неправильно…
— Что тебя смущает?
— Разговоры о смерти! Разговоры о кремации!
— Вполне нормально, а если я погибну и не смогу вам сказать, как я хочу быть похоронен. А ты будешь знать.
— Идиот! — Дайсуке подскочил к Мику и залепил ему пощечину, но потом сообразил, что больно круто взял, — прости, я не хотел.
Мик потер щеку и улыбнулся:
— Все зависит от того, где я у вас останусь. Если в сердце и в памяти, то абсолютно неважно, как и где я буду похоронен. А если в круговерти времени вы, через пару дней, про меня забудете, то тем более не имеет значения.
— Идиот, — выдохнул Дайсуке, — ты самый настоящий придурок!
— А я думаю, что это и есть самое то, когда друг знает, где и как его приятель хочет уснуть вечным сном.
Джиген подошел со спины, опять обнял Мика за плечи, и Мик почувствовал слезы на своем лице.
— Дайсуке? Ты чего? Не плачь. Я не собираюсь умирать в ближайшее время.
— Ты обещаешь мне? — всхлипнул Дайсуке, — точно обещаешь?
— Обещаю, но рисковать за вас жизнью буду.
— Ладно, это твоя привычка.
— Ты бы принес мне водички, а то, после нашей дискуссии, у меня в горле пересохло.
— Хорошо. Но когда я вернусь, мы разговор продолжим.
— Ладно. — Мик сполз обратно и закрыл глаза. Дайсуке ушел.
Через некоторое время в лазарет проник новый запах. Запах Логана.
— Ну привет, браток, — Логан, в полной уверенности, что Мик все еще в отключке, подошел к нему и потрепал по щеке, — досталось же тебе по полной программе. Но я-то знаю, что тебе такие решения даются непросто. Все надо взвесить и решить. Поэтому я понимаю, почему ты с этим парнем, Рё, умудрился познакомиться. Он такой же, как и ты. Я не пустил их на борт. Пусть остаются, нам тебя вполне хватает.