Тянулся туман.
На палубы ложилась роса.
Светало.
Ночная синева легко стекала в воду, обнажая стройные корабли.
Светало, ворчали швартовы, озноб полз под бушлат.
Валя трезвел и злился. Чем сильнее он злился, тем яснее становилась голова; чем точнее выгранивался мир, тем отчетливей забирала злость. Он разозлился вконец — отточенным острым весельем. Доктор сменил его, когда туман ушел на берег и солнце выкатилось над бухтой Веселой. Уверенно, посмеиваясь, с наслаждением чувствуя крепость всех мышц, шел он по главному коридору. Автомат ладно покачивался за плечом, с автоматом он был на ты, и с кораблем тоже; высветился слева до царапинки знакомый стенд: «Матрос должен обладать следующими качествами: 1) здоровье и выносливость; 2) привычка к дисциплине…» — знал Степан Осипович толк в матросе.
В кубрике допивали чай, судачили, и всякое слово было понятно. Лешка Разин объяснял, как исполняют поворот на кроссе и на треке. Дымов крутился на дежурстве через сутки оттого, что вырубил якорные огни на три минуты позже. Хохотали над Захаром («Оба клапана открыл»). Жизнь налаживалась. Хорошая жизнь.
Кубрик понял, что Валька очнулся.
И когда он, сытый, вразвалочку двинул вверх сдавать автомат, в спину рыкнули без затей:
— Бег-гом, молодой, по трапу!
По трапам можно только бегать.
— …Смена, бегом! Отставить. Смена, бегом! Отставить. Смена — бегом!..
По команде «бегом» правая нога чуть согнута, корпус подать вперед, руки согнуть, кулаки сжаты, предплечья — параллельно земле.
Головы прямо!
— Отставить. …Бегом!
Смена: тридцать пять матросов, робы серые — колом, башмаки в полпуда, бескозырки черные, без ленточек, на глупых головах.
— Отставить! Смен-на! Бегом!
Плац. Учебный отряд. Севастополь. Ноябрь.
— Ру-ку! Руку держать горизонтально! Отставить. Смена! Бегом!
Вторая неделя службы.
— …Марш!! В ногу! ногу! раз, два, три… головы прямо!
В колонну по два, громыхая в такт, взбегает смена на крыльцо. Лестница названа трапом. По трапам можно только бегать. Коснуться поручня не смей!
Три этажа старинных казарм вместят семиэтажный дом. Торжественность старинных лестниц, ступени, вымытые добела — кипятком и мылом. Тридцать пять матросов в десятый раз подряд бегут на самый верх. Очень долго возвращается смена с ужина, в желудках пусто. Головы прямо! На площадках высятся старшины. В белых, хлором вытравленных робах, в сиянье блях и галунов, — недосягаемо прекрасны.
Колонной по два в распахнутые настежь двери смена вваливается в роту, замирает в две шеренги. Камень палубы блестит, отражая белый строй.
— Рравняйсь. Смирна! — Старшина второй статьи Гвоздь, командир смены: не запыхался, бодр и весел. — Кто коснулся поручня?
Сопенье в тридцать пять носов.
— Кто коснулся поручня?
Все тягостно сопят.
— Бегаем пять раз. Налле-ву! Бегом! Отставить. Бегом! Отставить. Бегом! Отставить. Бего-ом!..
Фальстарт.
— Отставить. Бегом — марш!
Пять раз — вниз, вверх.
Старшины недвижны как памятники.
— Смирно!
Смена захлебывается хрипом.
— Матрос Пятницкий. Это вы коснулись поручня?
Дикость. Ребята, кто плавал до службы, говорят: без поручня по трапу не взбежишь. Дурак Пятница. Сразу надо признаваться.