— …Ты Новиков? Что ж ты сидишь! Бегом: морду вымой, форму «три» — и до штабу. С корабля за тобой приехали.
К казарме под соснами бежал Валька так, словно опоздай он на минуту — и век ему скрести картошку. Кулаком утрамбовал мешок, пристегнул скатку. Готов! Возле штаба сидели на мешках пятеро матросов, все незнакомые. Востроносый мичман спросил:
— Новиков? — и стал упрятывать в облезлый портфель тоненькие личные дела.
— А куда? — спрашивал запыхавшийся Валька. — На какой корабль?
— На крейсер, — уверенно сказал мичман. — А може — на буксир. Флот всюду флот. В колонну по два становись.
— Пешком пойдем?
— Пешком, — согласился мичман.
— Сколь идти?
— Та немного. Кило́метров двадцать. Шагом марш!
С облегчением оставили за спиной крик старшин на полянах, зеленые ворота с красными звездами. Шли лесом, в дурмане сосновой смолы. Говорили, знакомясь, потом замолчали. Солнце, паля, висело над головами. Мешки прикипали к спинам, пот противно стекал под новенькими жесткими форменками. Белая пыль наворачивалась на тяжелое сукно флотских брюк.
— Та не грустить! — досадливо закричал мичман. — Запевай!
Несколько шагов прохрустели по гравию молча. Валька тряхнул головой и сердито затянул нестойким голосом: «Пусть туманом Атлантика дышит!..» Не очень охотно, но надежно поддержали. Мичман с удовольствием подтянул, у него был чистый задорный тенорок. Расходясь в немногих словах (учились песне на разных флотах), уверенно довели до конца и даже гикнули и свистнули для форсу. Дальше пошло веселей. Есть в строевой песне та крепость дыхания, что тверже делает плечи и прочнее шаг.
«Шире шаг!» И черт с ним, с солнцем, с пылью. Корабли давай! Скучней, что было, не будет.
Мичман обманул: пройдя четыре километра, вышли к автобусной остановке. С ветерком — шоссе, лес, взморье, — и желтый городок: в каналах, шлагбаумах, ветках железных дорог. Выпрыгнув из автобуса, шли по шпалам, доскам, пыльной брусчатке. Где-то близко висела протяжная музыка, вырастали над складскими крышами мачты. «Подтянись! — заволновался мичман. — Глядеть бодрей!» — и вывернули на стенку.
«…А что случилось? Ни-че-го не случилось!» — проникновенно орал на всю гавань усиленный динамиками популярный певец. Рельсы, мачты, крик и пыль, полуденное солнце. Загораживая воду, борт к борту жались разномастные суда: рыбаки, буксиры, малые гидрографы, небольшой плавучий док с сейнером внутри и несколько военных — по окраске и флагам — корабликов. На палубах и надстройках загорали, смеялись, стучали в домино; на стенке полуголая толпа гоняла мяч. «…Стой!» Пока мичман выравнивал их, пробубнила что-то трансляция, смешливый матросик притащил раскладной стол. Поднялись на стенку офицеры, старшины в черной форме с повязками «рцы». Мичман не своим, парадным голосом доложил; легли на столик личные дела. Офицеры кратко совещались: «Двое здесь, остальных — поездом в бухту». — «Были мы влюб-ле-ны, а любовь — не получилась!..»
Здесь хотел остаться Валька, только здесь!
— Новиков. «Полста третий».
Подошел к нему широкий, с брюшком, старшина, сказал низко:
— Стой. Честь флагу отдавать умеешь? (Валька с готовностью кивнул.) За мной.
И, споткнувшись на сходне, Валька в первый раз отдал честь флагу.
Палуба — путаница железа; множество любопытных глаз.
— …Кого поймал, Кроха?
— Специальность? — закричали несколько голосов.
— Акустик, — с достоинством ответил Валька.
Засмеялись как-то — без уважения. Валька спешно нырнул в темную дверь за удалявшейся спиной старшины. Узкие, увешанные коробками коридоры, высокие комингсы, двери, лязг, перепады света и полутьмы, мелькнуло сбоку: «Матрос должен обладать…» — и подпись: «Адмирал Макаров»; запахи жилья, соляра, стали и еды… Старшина шагнул вбок, приподнялся на поручнях — и унесся в тепло освещенную глубину. Осторожно спускаясь по трудному трапу, Валька почувствовал, что корабль слабо качает. «Иди, — подтолкнули его, — вон твой командир».
Легко изогнувшись, опершись плечом о койку, внимательно, весело смотрел на него белобрысый парень в голубой робе, светлом воротнике, с тремя галунами на мягком квадратном погоне. На кармашке, на полоске серой ткани Р-1-11: командир боевого поста «один» службы «Р», главное Валькино начальство.