— ГКП! — в микрофон.
— Есть ГКП, — сказал динамик.
— Боевой пост один службы «Р» к бою-походу изготовлен!
— Есть.
Шурка надел и аккуратно расправил выглаженный воротник, глянул насмешливо на Валю: «Одевайся». Откинул полированную доску столика, раскрыл журнал и сделал запись. «Спускайся. Дверь задрай». Круглые часы на переборке показывали одиннадцать минут второго.
— А почему тревога?
— Не знаю. По всей вероятности, — Шурка зевнул, — старпом вернулся…
Вчера после первого корабельного ужина Валька, плывя от сытости в легкой дремоте, курил на юте под мягким вечерним солнцем. Над опустевшей стенкой стелилась теплая тишина. На левом борту строилась заступающая вахта: «Что у тебя за вид? Пятно на бляхе! Бархатные стали. Погоди, придем в бухту…» Вахта ушла, и на ее месте выстроились увольняемые: «По бережку здесь прошвырнуться — ах! Танцы!.. Вот придем в бухту…» Ушли увольняемые; появился, шаркая тапочками, счастливый Иван — первой статьи старшина Иван Доронин.
— Что, Ванюша, на камбуз ходил?
— Хорошо… — блаженно щурясь, отозвался Иван. Внезапно, увидев Вальку, озаботился и хмуро осмотрел, как пришиты погоны и боевой номер. — Ничего. Плоховато, конечно, в общем. Но ничего.
— Иван, — крикнули с ростр, — почему не на танцах?
— Денег нет, — беспечно сказал Иван и вдруг рассердился и закричал: — Это ж — бабы! Ты ее в буфет сведи, того-сего… тьфу! — Неожиданно снова просиял, поглядел ласково наверх, ткнул, довольный, Вальку локтем: — Рубль.
Валя посмотрел на мачты и никакого рубля не увидел.
— Рубль! — рассердился Иван. — Вон!
— Вымпел, — сказал стоявший рядом Шурка. — Поднимается в знак вступления корабля в кампанию, и всем идет к жалованью надбавка. Некоторые малограмотные трюмные полагают это достаточным и необходимым, чтобы именовать вымпел «рублем».
Валя подумал, что Иван закипятится, но Иван опять счастливо засмеялся. Смеялся он недолго, неуловимая перемена мыслей сделала его сердитым и взволнованным: «Кино!» — и он устремился по шкафуту, суетясь ногами в спадавших тапочках. Дежурный сыграл на звонках сигнал и сказал в динамиках, что через две минуты в торпедной мастерской начнется демонстрация художественного фильма.
В мастерской, забитой народом, висел экран, у дверей возился с кинопроектором Дима. В центре, в кресле, сидел красивый и полный капитан третьего ранга, которому представлялся днем Валька, — командир корабля; рядом с ним в креслах, на стульях — офицеры и мичмана; матросы лежали и висели в оставшемся тесном пространстве.
— Акустик! — закричал над головой Иван. — Акустик! Молодой! Иди сюда! Во место! Рублевое.
Вальку подхватили и запихнули наверх к Ивану, на разостланную теплую шинель. «Для Крохи держал, — объяснил Иван, — а он, глупый, — на танцы. Хотя — последний вечер…» — «Товарищ командир, добро начинать?» — крикнул Дима. Командир кивнул, и свет погас. Детектив был французский и цветной. Суть интриги как-то быстро увернулась от Валькиного понимания, и последним, что он видел, был роскошный, бежевого лака «мерседес». — «Ну, ты спать! — изумлялся и трепал его Иван. — Матрос!» Ни людей, ни кресел, ни экрана не было уже в маленькой мастерской с рельсовыми дорожками на палубе. Не в силах всплыть на поверхность тягучего, теплого сна, Валька пил в кубрике чай, невнимательно заедая сыром, делал приборку и стоял в строю на поверке. Поверка проходила на юте, в полусне легких сумерек, по фамилиям никого не выкликали, а просто спросили: «Нетчиков нет?» — и старшины ответили: «Нет». Свою койку Валя нашел просто: на зелени изогнутой трубы был написан черным лаком его номер. Самая уютная из подвесных коек в мире.
— …По всей вероятности — старпом вернулся. Пока время есть — займемся делом. Прошу: кресло вахтенного гидроакустика.
И Валька уселся в желанное кресло.
Через час, казалось, он понял про боевой пост все.
— Прекрасно, — сказал Шура. — Завтра начнешь учить устройство боевого поста. Что? Ах, да: волшебная приблизительность учебного отряда. Прошу слушать внимательно. В Севастополе ты малость раскис от лености и ничегонеделания. Не надо слов. Девятую роту я знаю и до гробового входа не забуду прочувствованных слов Семы Безрука, — когда мы с Лешей Довганем и Саней Волковым утопили на шлюпочном пирсе новую швабру.