— Ламба во всём разберётся, — сказал Арден с нарочитой уверенностью, — напишет об этом научную статью и получит, наконец, своего рубинового ворона первой степени. Кстати, ты хочешь, чтобы он упомянул твоё имя?
— Упаси Полуночь, — я содрогнулась. — А что, если меня будут судить? И запрут в казематах.
— Исключено, — Арден помотал головой. — Это ведь не ты придумала этот «эксперимент», не так ли?
— Но запретная магия…
— Кесса, — он взял меня за руки и немного встряхнул, — выкинь с башки всю ту лапшу, что навешал на неё Брас. Он немножко помешанный на колдунстве, все это знают. Заявляю ответственно, как обученный вообще-то служащий Сыска, изготовление невзрывоопасных авторских артефактов для личного пользования не карается законом. Вот если бы ты их продавала на чёрном рынке…
— Я отдала один, — запаниковала я, — Фетире!
— И знает об этом кто?
— Все знают! Я же рассказала, и ты писал в Гитеб, и…
— Тшш, Кесс. На основе этой информации тебе нельзя вменить ни испытания на третьих лицах, ни криминализованное использование, ни коммерческую деятельность. Единственное, — он помялся, — Комиссия имеет право конфисковать изделие и запретить его дальнейшую эксплуатацию. Но это довольно маловероятно.
— Почему маловероятно? — угроза была серьёзная, но я почему-то выдохнула.
— Вердал им явно покажется интереснее.
— Если его найдут.
— Когда, — с незыблемой уверенностью поправил Арден.
Я фыркнула, отобрала у него свои ладони и принялась разбирать волосы пальцами, легонько массируя голову. Наверное, где-то можно было отыскать расчёску, но двигаться не хотелось. Арден прикрыл глаза и млел.
— А Летлима? — снова заволновалась я. — Извини, но мне показалось, у неё на меня какие-то… свои планы.
— Она не отказалась бы от того, чтобы ты работала на Матильду, — пробормотал Арден, не открывая глаз. — Но она не сможет тебя заставить.
— Она же Советница!
— Не волнуйся. Дюме тебе симпатизирует.
— Мастер Дюме… — я покрутила мысль на языке и всё же спросила: — имеет какое-то влияние на Летлиму?
— Они любовники, — спокойно, как бы между прочим, сказал Арден.
— Что?!
— Они любовники, — повторил он. — А ты не знала?
— Откуда бы?!
Он пожал плечами.
— Ну, это не секрет.
Какое-то время я сидела с глупым лицом, и даже начатую было косу забросила, — Арден по-кошачьи толкнул меня лбом в коленку, заставляя вернуться к волосам, а я шутливо почесала его за ухом. Тогда он, вздохнув, принялся рассказывать.
История любви оказалась скорее трагической, чем скандальной.
Сейчас уже сложно представить, но когда-то Летлима была молода. Как положено юной волчице, она училась в столичном университете, делала успехи в юриспруденции, работала в Совете под началом Второго Волка и была воздушной и романтичной идеалисткой.
Когда она влюбилась в колдуна, многие посчитали это блажью. Все знают, что дорога однажды приводит двоедушника к его паре; в то время было ещё довольно принято ждать этой встречи и не размениваться на «подделки под любовь», особенно — среди женщин. Все знают, что для колдунов священен брак, и однажды им вживляют в кисть зеркало, чтобы объединить кровь и рода.
«Пустая интрижка», сказал тогда Второй Волчий Советник, и посоветовал ученице не терять головы и побольше времени уделять учёбе. Увы, он плохо знал Летлиму.
Была весна, и столица стояла белая-белая от яблоневого цвета. Лепестки опадали волнами на брусчатку, летали в лучах майского солнца, пахли счастьем и волей к жизни, и Ночное Море было им по колено, и Лунный хребет можно было перейти налегке. Что может знать о людях Полуночь? Какое дело влюблённому юноше до права крови?
Она обещала ему, что даже запах пары не сможет затмить для неё настоящего чувства. А он привёл её ночью в родовой склеп, где поклонился запечатлённым в граните предкам и вернул им родовое имя.
Возьми мою кровь, — сказала он, разрезая ладонь над освящённым Тьмой огнём, — чтобы я стал верен своему намерению, чтобы разделил в усилиях и мыслях цель… чтобы ни действием, ни бездействием… чтобы был рядом в радости и в горе… и чтобы слова мои было нельзя отменить.
Заклинательство кажется красивой практикой, в которой дышит волшебство, — и вместе с тем, оно строже других наук наказывает за ошибки. Формула большого обязательства должна говорить об отмене этих слов, а не всех слов вообще.