— А если её шантажируют?
— Шантажируют? Колдунью из Бишигов?!
— Ну, теоретически, если… о, пришли.
Дом номер 29 оказался высоким по меркам сопки, в целых три этажа с высокой мансардой, и при этом очень маленьким: как будто четыре крохотные комнатки поставили друг на друга и сказали, что так и было. Небольшой двор, густо засаженный какими-то кустами, теснился между чужих глухих заборов. Как принято у лунных, дом практически состоял из окон, но все они были плотно зашторены.
На высокой кованой калитке висела аккуратная табличка с гравировкой:
друза той-что-рисует-линии
НЕ БЕСПОКОИТЬ.
Над ними был нарисован закрытый глаз, и я смело постучала прямо по табличке.
Глаз открылся нехотя, глянул на нас и закрылся снова. В доме что-то хлопнуло, дверь распахнулась, и Бенера выпорхнула на снег, как была — босая, одетая в расшитый стразами корсет и прозрачные розовые шаровары.
— Очень хорошо, что вы приехали, — прошелестела она, пропуская нас во двор и снова запирая калитку. — Искра изломана, свет рассеян, призма не ловит луч. Жаль, что никто из вас не сова. Но, по крайней мере, вы двоедушники.
Глава 67
Друза Бенеры оказалась внутри странным разноуровневым строением с четырьмя уровнями окон, но неизвестным количеством этажей: от входной двери просматривались стропила крыши, но кое-где были беспорядочно воткнуты соединённые лестницами внутренние «балкончики». Всё свободное пространство было беспорядочно заставлено мольбертами, лампами, ящиками с инструментами и ширмами, на которых были собраны натюрморты. Когда-то белые стены были заляпаны краской; густые масляные пятна виднелись и на одежде самой Бенеры.
Воздушная, лёгкая, вся какая-то весенняя и солнечная Бенера рисовала одно из трёх: либо цветы, либо глаза, либо трупы, — а чаще всё это сразу. У самой входной двери висело гигансткое полотно: крупный план лица утопленницы. Глаза её были открыты и неподвижны, в волосах цветы, а кожа бледная до синевы.
Ливи стояла прямо под этой картиной, укачивая спящего в платке напузника Марека, нервно топталась на месте и грызла ногти.
— Кесса! — трагическим шёпотом воскликнула она. — О Ночь, вы всё-таки приехали!..
— Арден, Ливи, — со вздохом представила я и неловко приобняла Ливи, так, чтобы не потревожить ребёнка. Судя по измочаленной косе и несвежему лицу, Марек снова буянил. — Что случилось?
— Я завариваю чай, — прошелестела Бенера.
Она, действительно, его заваривала: холодной водой в хрустальном графине, и Ливи сразу же бросилась помогать и исправлять. С тумбы для натюрморта безжалостно смели вялые розы и подгнившую виноградную ветвь, откуда-то взялись батон и криво порубленная колбаса, а кое-как заваренный чай разлили по тяжёлым медным кубкам с каменьями, от чего тот приобрёл привкус краски и мгновенно остыл.
Я всё равно отхлебнула из вежливости: Бенера вспомнила о людской привычке есть за разговором, и это стоило поощрить.
— Кесса, у нас проблемы, — тяжело заявила Ливи, змеиным движением заглатывая бутерброд. — Я просто не знаю, куда обращаться! Пенелопа обещала подумать, но раз уж ты теперь замужем за полицейским…
— Я работаю в Сыске, — мягко поправил Арден.
— Мы не женаты, — автоматически возразила я. — Это колдовское понятие, двоедушники вообще не…
Ливи отмахнулась от нас обоих и всплеснула руками.
— Это просто какой-то кошмар!.. Я и подумать не могла, что в современном прогрессивном мире…
— Оливия, — мягко сказал Арден, заглядывая ей в лицо и заставляя сфокусироваться. — Успокойтесь. Давайте мы с вами сделаем глубокий вдох, а затем медленно выдохнем на четыре счёта. Я вместе с вами, а считать будем пальцами. Попробуем? Раз…
— Арден, — я тихонько тронула его за плечо, — она не…
Я хотела сказать: «не в истерике», — но Арден недовольно дёрнул на меня ухом. Он отсчитывал пальцами четыре счёта, и ещё четыре, и ещё четыре, они с Ливи дышали, а Бенера деловито тыкала в хлеб тонкой бумажной полоской, на которой она разводила краски, пытаясь попасть точно в тон.
Арден оказался прав. На пятом круге Ливи вдруг резко расслабилась, как будто из неё что-то вынули, а потом шумно, с крупными слезами, разрыдалась.
Марек завозился и заорал. Я помогла Ливи выпутать его из шарфа и забрала к себе на колени, укачивая и уговаривая немножечко заткнуться; Ливи уткнулась носом в арденову рубашку, рыдая.
— Я не знаю что дееелать, — кое-как выговоривала она между всхлипами. — А если они убьют её? А если сошлют в карьеры на двадцать лет? Я не понимаааю…