Когда умерла Ара, со мной много говорили про пару. Наверное, все эти врослые, близкие и не очень, хотели бы воспитать во мне «здоровое отношение». Они говорили о том, что Полуночь не ошибается; что я узнаю его в первое же мгновение; что он будет моим всем; что мы обязательно будем счастливы.
Как все девчонки, я мечтала о прекрасном незнакомце, который будет для меня Тем Самым. Но разговоры не помогли: для меня эта мечта была безвозвратно отравлена. Я уже знала, что Тот Самый, истинный, настоящий, смог отказаться от Ары. А Ара прекрасна, как принцесса Полуночи, Ара колдует, как дышит, Ара талантлива, Ару нельзя не любить.
Что уж говорить обо мне?
«В жопу такое». Ну что ж. Спорить тут не о чем: действительно, в жопу.
И я сказала только:
— Мне нужен будет словарь.
Оказалось, что в квартире есть «библиотека» — отдельный стеллаж на балконе в комнате мастера Дюме. Там на нижних полках перемешались бульварные романы и классические детективы, а не верхних стояли справочники, потёртые гримуары и яркое иллюстрированное издание Большой Сотни.
Я даже сняла его, полистала немного. Такие книги покупают маленьким детям, которые только учатся читать: здесь на каждом развороте один из ста зверей, которые чаще всего встречаются в Кланах, и небольшой текст со словами, разбитыми на слоги. Зайцы, соколы, лошади; есть лисы и медведи, — ласки в большую сотню не входят.
А в начале, конечно, волки. Им отведено пять или шесть листов.
Я вздохнула и вернула книгу на место. Казалось, что Большой Волк с первой страницы смотрит на меня с укоризной.
Словарь здесь тоже был, — и был он, конечно, не такой, как у нормальных людей, а чудовищный, заклинательский, на девятнадцать тысяч слов, с приложениями в виде «списка топонимов», «часто встречающихся личных имён», «перечня известных устойчивых единиц» и «исчерпывающе полных таблиц Лота» (я понятия не имела, что это такое). К толстенному большеформатному тому мастер Дюме предложил мне лупу, и не зря: шрифт здесь был мелкий, ещё и в каком-то пафосном кегле с засечками.
На составление текстов ушло минут сорок. Сначала мы составили каждый свою часть, потом обменялись ими и довнесли недостающее. Арден исправил мне пару падежных окончаний и предложил несколько более лаконичных формулировок.
Дольше всего решали, как быть со сроками. Я отчего-то предполагала, что Арден может специально тянуть; Арден скрипел зубами, закатывал глаза и повторял, что «сыск — не настолько простое дело». В итоге сошлись на «по разрешению разбирательства, но не позже ближайшего равноденствия».
Чуть меньше четырёх месяцев. Забегая вперёд, — на деле всё решилось намного, намного раньше.
Всё ещё недовольный мастер Дюме достал круглое серебряное блюдо, расставил по нему камни. Коснулся каждого тыльной стороной ладони и дождался, чтобы они разожглись. Арден вынул из чехла ритуальный нож, а мне дал одноразовое бритвенное лезвие.
Резать себя сложно, всё внутри сопротивляется, отводит руки, но я стиснула зубы, и кровь побежала по запястью, по ладони, по пальцам, упала на сияющее серебро и стала там бордовым растущим кристаллом.
— Возьми мою кровь, чтобы я стала верна своему намерению, — сказала я, подглядывая украдкой в лист. — Чтобы разделила в усилиях и мыслях цель… чтобы не сказала намеренных слов лжи и не допустила умолчаний, ведущих к… чтобы ни действием, ни бездействием… чтобы оставалась рядом и не скрывалась в пространстве… чтобы… и так, пока не будет достигнута цель, или обязательство не будет разбито другим, или не оборвётся одна из дорог, или не уравняются день с ночью.
— Возьми мою кровь, чтобы я стал верен своему намерению, — отозвался Арден, и от его крови кристалл потемнел. — Чтобы разделил… чтобы… чтобы не нанёс вреда ни действием, ни бездействием, и не сделал вопреки воле… чтобы… чтобы… и так, пока… Чтобы затем не препятствовал ни словом, ни действием… чтобы не искал новых встреч по своей воле… и так, пока обязательство не будет возвращено, или не оборвётся одна из дорог.
Мастер Дюме оглядел нас, поджал губы, и всё же сказал:
— Так.
Это был первый раз, когда я слышала его голос. Голос, как голос, — хрипловатый, низкий; но от заключённой в нём силы по спине побежали мурашки, а люстра над нами тревожно покачнулась. Вот, оказывается, почему он молчит.
Камни вспыхнули. А когда они потухли, от кристаллов крови не осталось и следа.
Наверное, это странно, но после ритуала мне сразу полегчало, и Ардену, кажется, тоже. Он заулыбался, запутался рукой в растрёпанных волосах и принялся переплетать косу. А пока я заваривала чай, позвонил Чабите. Разговор я слышала не полностью, но там мелькнуло моё имя, потом что-то про «привлечение в свидетели», а потом про «документы за печатью Сыска».