И осталась только темнота, гулкое дыхание воды, давящие стены и склизкая цепь, которая никуда не ведёт. Где-то там, наверху, воздух и недостижимые звёзды, но они теперь — не для меня, они далеко, они совсем отдельно, их больше никогда не будет. Будет только густая тьма, пока мертвецы не схватят меня за лодыжки и не утянут вглубь.
С тех пор я знала, что, вопреки местным байкам, никаких водяных в колодце не водится. И много чего ещё, разного, знала — о том, как мечется пленённый разум и как медленно умирает тело.
Вот так должно было быть: клетка безо всякого выхода. И мне было страшно, но как-то не до конца. Что бы я ни говорила себе, Арден никак не становился в моём сознании склизким мертвецом из колодца.
Вчера я никак не могла поверить, что он навредит мне по-настоящему.
Наговорит слов, это да. Может быть, даже распустит руки или сделает ещё что-нибудь такое. Я буду кричать, материться, отбиваться, и это поможет. Даже против самого плохого, что он только может предпринять, я что-то смогу.
И только сейчас я вдруг вспомнила тот ужас, что накрыл меня, когда я впервые увидела Ардена. Зубы, пена, слюна, налитые кровью глаза, — это всё снилось мне годами. И сейчас из-под маски весельчака, балагура и пухатой лисички выглянуло что-то жёсткое и беспринципное. То самое, что не умеет останавливаться, что отмахнётся от моего крика, перемелет меня, хлопнет так, что хрустнут кости, что в горле забурлит кровь, что…
Зачем я полезла в это? Зачем?
Хотя был ли у меня выбор? Если уж это было угодно Полуночи…
Что ты со мной делаешь, Полуночь!..
— Кесса?
Зубы. Заострённые влажные зубы. Слюна собирается в пену, воздушную, розовую, совершенно отвратительную на вид. Сминаются черты, тонет в тумане пол, когтистые лапы разбивают искрящий на солнце снег, и кровь…
Кровь стучит в висках. Загнанное сердце колотится. Я пытаюсь дышать — и не могу. Воздух клокочет в горле. Я никак не могу протолкнуть его внутрь, потому что он густой, ледяной, бурлящий, как дикая вода горной реки.
Хватаю его руками. Бью себя в грудь, пытаясь сломать клетку рёбер. Падаю. Хриплю. Всё вокруг во льду, и я сама во льду, я замороженная кукла, я…
— Кесса!
Он такой рыжий. А нос прямой-прямой, как на монетах. И коса эта, толстая, как у девицы, и…
Что это за шум? Это я дышу?
Я моргнула, потом ещё раз, и ещё, и ужас схлынул. Ресницы как будто склеились и никак не хотели разлепляться, а пальцы задеревенели. Кое-как, по одному, я разжала их; на шее синяки наверняка останутся, и в уголках губ кровящие трещины.
Я сидела под пианино, и педали болезненно впивались мне в бедро.
Выбралась оттуда. Подняла стул, поставила его, села. Сцепила дрожащие руки.
Всё это ерунда. Ерунда. Всего этого нет. И бояться надо было вчера, сегодня-то зачем; есть кровное обязательство, он не сможет его не выполнить.
Я выдержу это, и всё закончится. Действительно закончится, и не надо будет больше ничего придумывать, нигде скрываться, оглядываться тревожно и рассчитывать в голове, как бежать в следующий раз.
Ты молодец, Кесса. Молодец.
Я откашлялась.
— Про публикации я ничего не знаю, — получилось немного хрипло. — И учителя никакого не было. Я сделала его сама, без всякого.
Арден молчал. У него было совершенно дикое лицо.
— Но этот артефакт — такой же. Не бывает… таких совпадений. Здесь даже ошибка в окончании, видишь? Должно быть ранвие, а не ранвиу. Я сейчас уже пишу правильно, а раньше ошибалась.
— Ранви-йе, — механически поправил меня Арден. — Читается ранви-йе, это шестой глагольный тип, он с преломлением.
Я безразлично пожала плечами.
— Я придумала его сама, — настойчиво повторила я. Это почему-то было очень важно. — Это моя разработка. Я никогда не видела ничего подобного, даже близко. Я никогда не показывала его мастерам, ничего не публиковала, и даже старых образцов никаких нигде не осталось, потому что у меня было негусто с деньгами, и для новой версии я распускала старую на запчасти.
«И как же тогда это может быть?» — спросил Арден у меня в голове.
Настоящий Арден молчал. Он смотрел на меня расширенными глазами и молчал.
Но я всё-таки ответила:
— Один раз я продала дубликат.
Глава 28
Признаться честно, я ожидала какой-то реакции. Потрясённых вздохов, восторгов, ругательств, в конце концов. Но Арден молчал, только смотрел на меня с нечитаемым лицом.