Я знала, что бывает, когда ледяные плиты сходятся над головой.
Но страшно почему-то не было. В крайнем случае я убью его, не так ли? А пока…
В общем, не знаю, что было у меня в голове. Но я думала, может быть, несколько секунд, и Арден вглядывался в меня с тревогой и не предпринимал никаких действий. Потом я неловко ухватила его за рубашку, притянула ближе; раскрыла губы, тронула его языком и позволила себе закрыть глаза.
Кажется, какое-то время он осторожничал, — наверное, ему были дороги его яйца; но затем обнял, вдавил в себя, смял мой рот, перехватывая дыхание и заменяя его собой.
Мы оторвались друг от друга… не сразу.
— Ты очень красивая, — хрипло сказал Арден, нежно потеревшись носом о моей нос. — Ты очень красивая, когда занудствуешь. Делай так чаще.
Кажется, я покраснела. Я стояла чуть на цыпочках, с изящными цветами в слабеющих руках, смотрела в его смеющиеся глаза и тонула в них, как девчонка.
Конечно же, ему нужно было всё испортить. Арден зарылся носом мне в волосы, легонько поцеловал ухо и выдохнул:
— Я тебя прощаю.
Глава 31
Наверное, у меня было очень дурацкое лицо. Я опустилась на пятки, отстранилась немного и заглянула ему в глаза: ты это, мол, чего? Глупо пошутил?
Но нет: он, похоже, был совершенно серьёзен. Смотрел на меня сверху вниз с мягкой улыбкой и гладил пальцами линию от уха к ключице.
Я сбросила его ладонь.
— Ты? Меня? Прощаешь?..
Он кивнул и потянулся меня целовать, но я отскочила на два шага, запнулась о ботинки и чуть не упала на тумбочку.
— Арден. Ты нормальный?
— В каком смысле? — он обиженно сложил руки на груди.
— В прямом! Ты нормальный, или ты грохнулся с Толстого дуба и проехался головой вниз до самой канцелярии?
Он устало потёр лицо, закрутил косу в пальцах.
— Кесса. Ну что не так? Почему у тебя на этот раз истерика?
— У меня не истерика. Если ты думаешь, что это истерика, ты просто никогда не видел истерик! Или у тебя что, если я с тобой не согласна — так я, значит, истеричка? Какая действительно разница, что я там говорю, что я думаю, когда всегда можно сказать, что это я всё истерю!..
Он вспылил:
— А я у тебя чуть что — так сразу псих? Вот уж действительно, идеальная справедливость!.. Я понадеялся, что сегодня-то ты начнёшь, наконец, мыслить рационально. Но ты походу просто не очень умеешь, да?
— Рационально. Рационально!.. Ты меня сейчас очень рационально простил, да?!
Арден отбросил косу и сказал высокомерно:
— А знаешь, ты права. Я, наверное, поторопился.
Мы сверлили друг друга взглядами: у него потемнели глаза, а зрачок расширился и подрагивал.
— Ну давай, — прошипела я, явственно чувствуя, как моя злость, закипая, паром вырывается из ноздрей. — Расскажи мне, милый, в чём же я перед тобой провинилась, что ты решил ни с того ни с сего меня простить?!
Арден поднял глаза к люстре и, судя по едва заметным шевелениям губ, досчитал до десяти.
Повернулся ко мне. Улыбнулся. Протянул мне руку:
— Кесса. Давай не будем ссориться и закроем тему. Я принёс книги от мастера Ламбы, он…
— Нет-нет-нет, подожди. Я очень хочу знать! На тебе вот твои книги, — я рывком подняла авоську и сунула ему в руки, — пойдём на кухню, кстати угол понюхай, как, нравится? Теперь вот сюда садись и давай, жги! Рассказывай: чем же это я тебя обидела?
Он послушно сел, расплёл косу, запустил пальцы в волосы.
— Кесса…
— Ты мне зубы не заговаривай.
— Мне не кажется, что нам стоит сейчас разговаривать. Давай ты подышишь, успокоишься, и тогда…
— О, я спокойна. Просто как медведь в берлоге. Не переживай. Так что там, говоришь, я натворила?
Арден всё пытался как-то съехать с разговора, но я была так зла, что захлопнула дверь, придвинула к ней стул и там села, скрестив руки на груди.
Он! Меня!.. Прощает!
Полуночь, у этого твоего сына начисто отсутствует стремление к самосохранению.
Арден, юлил, юлил, а потом разозлился:
— Я ведь пытаюсь с тобой по-хорошему, а ты только и делаешь, что дальше наглеешь!
Наглею. Я покатала это слово на языке. Он обоссал квартиру, а наглею — я.
— Со мной не надо по-хорошему. Я тебе что, комнатная зверушка? Можно принести цветочек и расслабиться?
— Да при чём тут цветы?! Полуночь, Кесса! Я просто хотел сделать тебе что-то приятное! Но даже здесь ты умудрилась обвинить меня невесть в чём. Если я в носу поковыряю, ты тоже решишь, что это я тебе угрожаю?!