Арден бросил курицу на пол в угол, — она шмякнулась, как тряпичная. Вышел в комнату, а вернулся уже лисом. Сел, довольный, и принялся её грызть.
— Тебе может общипать её? — из чисто практических соображений предложила я.
С курицы летел лёгкий, воздушный пух, который норовил приземлиться в чай, в шаверму, в графин с водой и прицельно мне в нос. Кожа у курицы была синюшная, а кровь почти не текла; пахло специфически, но всё-таки не тухлятиной.
Лис довольно чавкал, только что не причмокивал от блаженства.
— Арден! Ну ты бы хоть не на кухне это делал!
Он посмотрел на меня задумчиво, потом вгрызся старательнее, раскусывая хрящи. Кое-как отделил от туловища крыло и, довольный, положил его мне в ноги.
— Арден!.. Я понять не могу, ты больной или невоспитанный?!
Арден подпихнул мне крыло и вернулся в свой угол.
— Это ненормально, — говорила я на следующий день, пока Арден мыл полы, а мастер Дюме безмятежно варил молочную кашу. Я безуспешно пыталась собрать летучий пух с кухонных полок. — Зачем ты ему потакаешь? Ладно ещё спать, хотя и с этим стоило бы обратиться к целителю, но кормить сырым мясом, в таких условиях!.. Мы же живём в цивилизованное время!
— Мне так нравится, — огрызался Арден. У него краснели уши. — Это не болезнь!
— Да-да, а курение — не зависимость!
Мастер Дюме поднял взгляд от тазика, и я смутилась:
— Извините, это я не вам.
Он кивнул и вернулся к курице.
— Арден, ну это же действительно ненормально. Если тебе захотелось курятины, мы могли бы её сварить, в конце концов! То ты углы метишь, то кишки на стул наматываешь, кто вообще кем управляет — ты лисом или лис тобой?!
— У нас взаимовыгодное сотрудничество, — язвительно ответил он. — Тебе не понять!
— Да куда уж нам!
— Вот и не лезь. Это моё дело, я сам разберусь, что нормально, а что нет.
— Как-то ты хреново разбираешься. У тебя очевидно проблемы, может надо что-нибудь предпринять, а не делать вид, что так и было задумано?!
Арден отставил в сторону ведро, выпрямился, сдул с лица выбившиеся из косы волосы. Вгляделся в меня, понял, что я не шучу, — и оглушительно, обидно расхохотался.
— Тебе могли бы помочь понять, что твои страхи беспочвенны, — мягко уговаривал Арден вечером, пока я, пыхтя, боролась с его шевелюрой. — Что все эти проблемы, они, ну… не настоящие.
Своими душеспасительными беседами он застал меня врасплох: я была в благостном настроении и почти не отреагировала на его слова.
У Ардена были роскошные волосы. Длинные, распущенными они спускались ниже пояса, мягкие, каштаново-рыжие, блестящие на свету. Арден по большей части заплетал их в простую косу, иногда — с какими-то мятыми шнурками, ленточками и висюльками, и у меня уже какое-то время чесались руки это исправить.
Ардену я сказала, что буду плести «кольчугу». Он, видимо, счёл, что это что-то мужественное, и смирился. На юге такие косы называли «морская рябь», а в наших местах — «авоська», потому что на надетую на голову волосатую авоську это и было похоже. Зато плелось долго, приятно. На середине я всё-таки передумала, расчесала волосы и принялась сооружать ажурную шестипрядную косу.
— Ты очень остро тогда отреагировала, — продолжал ласково говорить этот лис, — испугалась, переволновалась. Это можно понять, к тому же ты ещё была совсем маленькая, подросткам свойственна тонкая душевная организация. Наверное, тебе сложно было принять ошибочность своих решений. Но тебя никто не будет винить, если… ай!
Я дёрнула прядь ещё раз, посильнее, но на этот раз он был морально готов и только едва слышно зашипел.
— Милый, — я обратилась мягко. Ругаться не хотелось, потому что тогда он, конечно, отберёт у меня волосы и опять заплетёт своё безобразие. — Я давно взрослая девочка, и всё это абсолютно не твои проблемы!
— Конечно, мои, — обиделся Арден. — Ты ведь моя пара! А ты видишь во мне чудовище!
Ох, хорошо всё-таки, что он сам придумал про кровное обязательство. У кого-то здесь, похоже, семь пятниц на неделе.
— Ты послал меня в жопу, — напомнила я. Пальцы сами собой раскладывали волосы волнами. — Не вертись, пожалуйста. Закончим с этим… артефактором, и покатишься обратно в свои Кланы, лапать какую-нибудь лунную. И перестанешь втирать мне всякую чушь!
— Это не чушь. Ты так вцепилась в эту «свою дорогу», потому что у тебя сработало когнитивное искажение, называется «оправдание выбора». Это когда ты задним числом решаешь, что всё решил правильно, и находишь новые и новые причины для этого, даже если выбор был очевидно ошибочный.