Селиванов, так и не выпуская тонкой папочки, спросил:
— Кому же тогда это дело отдать, как считаешь? У кого из наших меньше шансов его загробить?
И Кулагин нашел выход:
— Давай я его сначала гляну, тогда видно будет.
Вернувшись к себе, Кулагин постоял у окна. Между рамами привычно упиралась в косяки сваренная из железных прутьев решетка. Ему было не по себе: вот, с Селивановым зря поцапался... Опять же восьмое дело... Хорошо кинознатокам: втроем ведут одно-единственное дело, ни сроков у них, ни прокурорского надзора... Вот бы себе так! Нет, Селиванова можно понять...
Сергей присел на подоконник, раскрыл папочку...
Селиванов позвонил через час, спросил сердито: что дело не несешь?
— Я, Павел Савельевич, с твоего разрешения себе его оставил. Только завтра утречком дай мне Воробьева. И пусть пока со мной поработает. Лады?
— Почему бы тебе не поехать на место сегодня?
— Сегодня Рагулину обвинение надо предъявить, срок вышел.
Рагулин, жилистый и лысый, был элементарным психопатом. Его сжигала ненависть ко всему белому свету. Больше пяти минут он спокойно разговаривать не мог, не хотел и не умел, чуть что — срывался на крик. Напиваясь до зеленых чертей, истязал жену и трех девочек. Жена, неизвестно чего ради, терпела и не жаловалась, зареванные детишки разлетались по соседям. Когда Кулагин две недели назад по вызову впервые приехал к Рагулину, начавшему снова пьяно куролесить, и увидел забившихся в уголок испуганных девчушек, у него тогда зашлось сердце...
Рагулин в тот раз раскричался: нет такого закона, чтобы муж не смел учить собственную жену, отец — детей, а как учить — вы мне не указчики!
Словом, с Рагулиным возиться пришлось чуть не до вечера.
На обратном пути Сергей неожиданно для себя вышел из автобуса на Кузнецком проспекте; отсюда до областной больницы было рукой подать.
Ему выдали тесный, порядком застиранный халат без единой пуговицы и длинным сумрачным коридором провели в палату. В небольшой, на четыре койки, комнате за столом сидел черноглазый мальчик и рисовал корову, раскрашивая ее почему-то в зеленый цвет. Медсестра, немолодая усталая женщина с темным, посеченным морщинами лицом, коротко кивнула на мальчика и ушла. Кулагин подсел к столу.
— Ты кто, тоже больной? — спросил мальчик, поднимая глаза. — Или ты врач?
— Врач, — ответил Сергей, осматриваясь. — А где же твои соседи?
— На ужин ушли.
— А ты что же?
— Я не ходячий, мне сюда носят.
— Почему ты не ходячий?
— Мы с папой и мамой в машине опрокинулись. — Мальчик вздохнул и, повторяя, видимо, чьи-то слова, добавил: — Что вы, там целая история была.
— Нога сильно болит?
— Не очень. А мама скоро за мной придет?
Кулагин не ожидал такого вопроса и растерялся, не зная, что ответить. Какими же мелкими показались ему все его недавние невзгоды по сравнению с тем, что произошло в жизни этого пацана...
Неожиданно севшим голосом Сергей спросил:
— Почему же у тебя корова зеленая? Разве такие бывают?
— Не бывают, — согласился мальчик. — Но у меня нет рыжего карандаша.
— Как тебя зовут?
— Сережа.
— Тезки, значит. Вот и познакомились. — Только сейчас, когда настала пора прощаться, Кулагин остро пожалел, что не догадался купить хотя бы яблок. — Ну ладно, тезка, я пошел, а завтра забегу еще. Не возражаешь?
Жена ворчала привычно, потом от слова к слову стала раздражаться:
— Мог ведь позвонить, раз задерживаешься! Только о себе думаешь! Эгоист высшей марки!
В ее представлении это было самое унизительное, что можно сказать о человеке. Катерина не была ни злой, ни вредной, они совсем не плохо жили первые годы, но теперь что-то разладилось. Кулагин уже по опыту знал — лучше промолчать: она выговорится. Да и состояние у него сейчас такое: даже на жену смотреть не хочется.
Она хлопнула дверью и ушла в спальню и весь вечер пробыла там, предоставив мужу возможность поразмышлять наедине о смысле семейного благополучия. И Сергей, напряженный, оцепеневший, еще хранящий в памяти серьезный взгляд осиротевшего малыша, рисующего в больничной палате зеленую корову, проторчал до полуночи у телевизора, незряче уставясь в экран, где куда-то шли какие-то люди, о чем-то говорили и смеялись. Мысли его были заняты двумя людьми: разобиженной женой и маленьким мальчиком, спящим сейчас на больничной койке. Впрочем, Кулагин думал и еще об одном человеке — о водителе грузовика, разбившего на полном ходу легкие «Жигули». Его предстояло найти, и Сергей пока не знал, как это сделать...