— И все равно — неужели они стоят таких твоих нервов?
— Сто́ят. Разгром этой нечисти и большего стоит.
Костя заехал в гостиницу на такси, помог снести вещи с этажа, и, сев рядом с водителем, скомандовал:
— Во Внуково.
— Зачем во Внуково? — удивился Агафонов. — Времени достаточно, можно и в городской. Накрутит будь здоров.
— Не считай по мелочи. — Костя обернулся. — Живи шире.
Когда подрулили к аэропорту и вышли из машины, Костя пояснил:
— У меня тут на посадке девочка знакомая, так что шмона не будет, — он кивнул на «пакетец». Костина передача на деле оказалась довольно увесистой коробкой, запеленутой в красивую плотную бумагу.
— В багаж если сдать, не проверяют.
— Эрудицией поражаешь? Ты уж с собой возьми, не поленись.
— Разбиться может?
— Разбиваются только надежды...
Объявили посадку. Механический голос накрыл пространство аэропорта. Агафонов вздрогнул. Костя, заметив это, усмехнулся:
— Не трясись, не бомбу везешь...
Прошла неделя, а за коробкой никто не приходил. Владимир Николаевич начал уже беспокоиться — Костя сказал, что передачу заберут на следующий же день. Поразмыслив, Агафонов решил, что Лиде, Костиной жене, звонить не стоит, а надо поговорить с Равилем. Тот жил на одной с Зуевыми площадке, часто толкался у Кости и мог знать, кому адресована коробка.
Равиль, едва только Агафонов назвал Костю, испуганно перебил:
— У тебя время есть? Встретимся сейчас где-нибудь. Разговор не телефонный.
Владимир Николаевич издалека увидел несуразную фигуру Равиля. Тот тоже заметил — нетерпеливо зашагал навстречу.
— Ты что, ничего не знаешь? — спросил он с ходу.
— Нет. А что случилось? С Костей что?
— Взяли его. — Равиль с каким-то даже сожалением посмотрел на Агафонова. —Под белы ручки... В столицу за ним съездили. К здешним делам московские налипли.
— Какие дела?
Равиль посмотрел уже как на дурака:
— Даешь ты... Скажи еще, что ничего не знаешь. Хотя правильно, так и говори...
— Кому говорить-то?
— Тому, кто спросит. Дяденька в красивой форме позовет и спросит.
— Да объясни ты толком...
— Чего объяснять, старик? Взяли Костю на фарцовке. И валюта там, и порнография...
— Погоди.... — Владимир Николаевич с трудом собрал мысли. — Куда мне девать?.. Коробку Костя со мной передал...
— Давай так. — Равиль встрепенулся: — Меня не впутывай. Мне ни к чему. И не звони, слушай. Я в ваших делах ни с какого боку...
— В чьих это «ваших»?
— В ваших с Костей.
Агафонов опешил.
— Нет у меня никаких дел. Ни с Костей, ни с кем еще... Чего у меня спрашивать?
— Откуда мне знать? Может, как у свидетеля спросят, а может, как у обвиняемого.
— В чем обвиняемого?
— В соучастии, например. Коробочку-то ты привез. Ты хоть представляешь, на сколько твоя коробочка потянет?
У Агафонова потемнело в глазах. Равиль ободряюще потрепал по плечу:
— Не сливай воду, старик. Ситуация твоя, конечно, дырявая. Костя по мелочи не работал, но, может, выцарапаешься. Ума не приложу, зачем тебя он втянул, у него своя связь будь здоров. Хотя, наверное, знал, что делал. Может, чувствовал, что там проколоться может, и решил новый вариант использовать. Ему бы притихнуть на время, но жадность... Фраерочки всегда на этом горят... Ну, пока, пошел я. Обо мне забудь, слышишь?
Агафонов с ненавистью проводил глазами сутулую спину Равиля.
— Побежали крысы, — подумал он. — А Костя хорош... «Новый вариант»... Свинья.
Ничего больше, как идти к Лиде, не оставалось.
Лида открыла дверь, не удивившись, словно виделись они вчера, вяло поздоровалась. Агафонов прошел в комнату и остановился, не узнав ее. Исчез дорогой югославский гарнитур, ковры, книги.
Лида, выслушав Агафонова, покачала головой: