— Тьфу! — буркнул Сашка.
: Сталкер повернулся к нему, распластавшись над столом.
— Да. ‘Юродивого обидели’ — от Свечи не прикуривать, Примус бензином не прогревать, носки над Костром не сушить... Чего ещё? не есть, не быть... В общем — “мы не в силах ждать трудностей от Породы...”
— Да я не об этом, балда! Мог бы и не трясти над столом своим комбезом! Чай, не стерильный.
— Не этой грязи бояться надо,— нравоучительнным тоном начал Сталкер — но в этот момент камень, на который он опирался рукой, вывернулся со своего места и Сталкер, сбив подсвечник и грохоча опрокидываемой посудой, растянулся на столе.
— ... а главное, чтоб в душе этой грязи не завелось,— в темноте спокойно завершил он.
— Тьфу, ...,— выругался Сашка.
: Сталкер на столе звякнул посудой.
— Если кто-нибудь срочно не включит хоть какой-нибудь свет — я ещё чего-нибудь опрокину. Да,— пообещал он.
— Сейчас,— отозвался Пит. Он зашуршал в темноте — должно быть, искал спички.
— Неужели никто не может сделать так, чтоб в этом гроте хоть что-нибудь горело — только не бензин, разумеется?.. — вопросил из тьмы Сталкер, и тут Сашка с Пищером включили свои системы.
Одновременно Пит зажёг спичку.
— Загаси,— посоветовал со стола Сталкер,— хорошая. Потом пригодится, да.
: Лучи двух систем осветли распятого на столе Сталкера.
— Кто так строит... — начал было он —— но вспомнив, кто, замолчал.
— Вставай, иуда,— сказал Сашка,— зла на тебя нет.
— Чего нет, того нет,— виновато заметил Сталкер,— вообще почти ничего и не опрокинул. Да. Ты бы на моём месте...
— Что-оо... — Сашка хватал ртом воздух, от растерянности не зная, что сказать.
— П-ш-ш,— сказал Сталкер, вынимая из кана подсвечник,— воздух выпусти. Взорвёшься.
— Никогда не думал, что в комплект ПБЛа должен входить смирительный комбез,— едко заметил Пищер, оглядывая учинённый Сталкером погром.
— Это зачем ещё? — недовольно спросил Сталкер, чуя ловушку.
— Одевать вместо ужина на некоторых чересчур быстроедящих типов,— догадался Сашка,— а рукава завязывать за спиной.
— На горле,— уточнил Пищер.
— Если бы некоторые тормознутые лопали побыстрее,— начал Сталкер, но не договорив, повернулся к Питу.
— Дай-ка своего огня.
— Он чиркнул спичкой, пытаясь поджечь свечу. Фитиль затрещал, разбрызгивая во все стороны капли парафина и чая, но разгорелся.
— Ишь ты: отсырела... — притворно удивился Сталкер,— и когда только успела? Ну ладно, ладно — ‘язвиняюсь’. Вы же сами видите: стихия... Может, действительно правы силикатовские — не стоит прикуривать от свечи... под землёй, да.
— Угу... — проворчал Сашка,— вали теперь всё своё раздолбайство на Двуликую да на старика шубина...
— А что есть раздолбайство? Может, все эти поступки — ну, глупые, стрёмные или там случайные совпадения — на самом деле от этого?
— Ух, ты... — протянул Пит.
— Ну да,— хмыкнул Сашка,— “а всё дело было в моей больной печени...”
— Чего? — не понял Пит.
— Джером,— с удовольствием пояснил Сашка,— “родители думали, что всё от моей лени. А на самом деле у меня просто была больная печень...”
— К чему это вы?
— А к тому, что некоторые верят в Бога только тогда, когда их прижимает. И своеобразно, я бы заметил, верят. “Хорошее — от себя, плохое — от Бога...”
— Ладно вам,— примирительно сказал Пищер,— всё не так.
— Он посветил в кан с чаем.
— Лучше выловите парафин.
— А как — ты один знаешь?
: Пищер не ответил — по привычке глянул на руку, где ещё вчера были часы, пробормотал “ч-чёрт” — изогнулся и полез в транс за своей спиной.
Сталкер вздохнул и склонился над каном.
— Тоже мне — бином Ньютона,— пробормотал он.
— Сашка убрал со стола миски, кан из-под супа; вытер тряпкой разлитый чай. Тряпка тут же стала холодной, скользкой и противной; было мерзко держать её так — в руке; он выжал её над щелью в полу, поискал глазами, куда бы пристроить — выкидывать, несмотря на возникшее желание, не хотелось, потому что впереди был ещё месяц пребывания и всякое могло пригодиться — он знал, как это бывает, как не хватает иногда в самом конце тех же тряпочек, чтобы вытереть что-то,— и он пристроил её на угол большой ровной плиты, на которой стоял примус.
— Ладно,— сказал он,— не фиг всуе. Это действительно никто не знает, как. Может, для каждого это — своё. Один ни во что не верит, и ему всё по барабану. Другой тени шугается, а копнёшь — тоже правильно...
— Так, выходит, и нет ничего — для всех? — спросил Пит.
— Есть,— отозвался Пищер, вынимая руку из транса,— ‘вот-она она’.
— И водрузил на плиту-стол здоровенную плоскую бутыль тёмно-красного цвета.
Сашка тут же принялся разглядывать её на просвет — пламя свечи длинной жёлтой искоркой пробивалось насквозь; вокруг неё мягко светился эллипс — алый в средине и малиновый к краям...
— Ух ты,— снова протянул Пит.
“Малиновки заслышав голосок” — начал насвистывать Сталкер, пальцем извлекая из кружки чаинки.
— Да,— сказал Сашка,— весчь...
— и налил себе из кана полкружки чая.
— За Начало,— сказал Пищер,— чтоб повезло.
— Может быть,— согласился Сашка,— может, и повезёт — именно нам...
: Он помолчал, паузой доигрывая иронию, отхлебнул чуть тёплого чаю, сморщился — и добавил:
— По крайней мере, хоть этот транс не грохнули. Так что Начало вполне ничего. В духе. В конце концов, чай, парафинированный Сталкером — не так уж и плохо... Для начала.
Сталкер перестал насвистывать, уставился на Егорова. Сашка демонстративно отхлебнул из кружки ещё раз, затем встал, замер — и, прикоснувшись к губам, осторожно снял с них тоненькую прозрачную плёночку.
— Держи,— он протянул её Сталкеру.
— Что это?.. — Сталкер подозрительно уставился на слепок сашкиных губ,— я же всё выловил!
— Достаатошно адной таблэтки!.. — с грузинским акцентом произнёс Сашка,— я ххачу пааднять эту чаашэчку паарафына...” — он медленно поднял кружку,—
— ‘Сьёвейтцкий парафинь пьём за дрючба и льюбовъ!’ — подхватил Пищер.
— Чая поменьше, парафына поболшэ — это, видымо, мнэ,— смешивая акценты, заключил Сталкер.
Все засмеялись.
— Нужно дать ему остыть,— сказал Пищер,— когда остынет, парафин всплывёт и его можно будет...
— Ловить голыми руками,— докончил Сталкер.
: Сашка сокрушённо покачал головой.
— Подумать только! И так может веселиться человек, всего лишь пять минут назад чуть не оставивший нас без стола и чая!..
— Пять условных минут,— Пищер показал Сашке запястье, лишённое органов времени.
— И ЭТОТ ЧЕЛОВЕК —— Я!!! — Сталкер с гордостью стукнул себя кулаком в грудь, и в этот момент — одновременно с его “Я!” и ударом — в гроте повис некий звук: то-ли отдалённый крик боли и ужаса, то-ли вой, низкий свист, почти гудение...
— Сталкер съёжился, и как стоял, рухнул на сиденье.
— А-ах,— распахнул рот Пит, но ничего не было слышно.
Сашка подумал «началось» и ещё одновременно «так сразу» и «как рано» — и, словно уравнение замкнув фигурною скобкой,— «но ведь это же ни на что не похоже!..»
: за фигурною скобкой был побелевший от страха — нет, не от страха, от неожиданности Сталкер, и действительно испугавшийся Пит, и то, что Свечу Шагалу за всех ходили ставить только Пищер с Питом, а надо было, конечно, идти всем — вместе, никого бы с этого не убыло; тоже мне, нашли, на чём экономить время — которого всё равно без часов не сосчитать, не измерить,— и к чему считать, всё время — наше; месяц пребывания впереди, а Свеча есть Свеча, завтра же с утра после молитвы побегу...
— Счётчик аэроионов,— невозмутимо объявил Пищер и полез в транс. — Наверное, случайно включил, когда бутыль доставал... У него там три преобразователя — вот они “выдают” хором.