— Вон он, я его отсюда вижу, — улыбнулся мальчик с голубыми глазами и весело подмигнул Лоре, словно давным-давно её знал.
— Благодарю вас, — вежливо отвечала Лора и, взяв за руку Кэрри, пошла в ту сторону, куда показал мальчик, по колее, которую лошади и фургон проложили в болотных травах.
Увидев девочек, папа остановил лошадей, снял шляпу и вытер со лба пот.
Лора протянула ему покупку, и они с Кэрри стали смотреть, как он открывает ящик с инструментом, снимает с косилки лезвие и забивает в него новый зуб.
— Вот и всё! Скажите маме, что я опоздаю к ужину. Я должен выкосить этот участок.
Косилка снова зажужжала, а Лора и Кэрри зашагали к дому.
— Ты очень испугалась, Лора? — спросила Кэрри.
— Немножко. Но всё хорошо, что хорошо кончается, — ответила Лора.
— Это я виновата, — вздохнула Кэрри. — Мне захотелось пойти короткой дорогой.
— нет, виновата я, потому что я старше. Но мы получили хороший урок. Правда? Теперь мы больше ни за что не сойдём с дороги, — сказала Лора.
— А папе и маме ты расскажешь? — робко поинтересовалась Кэрри.
— Придётся, если спросят, — ответила Лора.
Осень
Жарким сентябрьским днём папа с Лорой сложили последний стог болотного сена. Папа хотел выкосить ещё один участок, но утром пошёл дождь. Он лил, не переставая, три дня и три ночи. Дождевые капли медленно и грустно стекали с оконных стёкол и стучали по крыше.
— Такая погода бывает во время осеннего солнцестояния, — заметила мама.
— Да, — невесело согласился папа. — Погода меняется. У меня все кости ноют.
На следующее утро стало так холодно, что в хижине окна замёрзли, а на дворе всё побелело.
— Какой ужас! А ведь сегодня только первое октября! — дрожа от холода, воскликнула мама.
Она принялась растапливать печку, а Лора, надев башмаки и укутавшись в платок, пола за водой.
Холод обжигал ей нос и щёки. Холодное небо было голубым, а весь мир белым. Каждая травинка покрылось мохнатой изморозью, дорожка промёрзла, дощатая обшивка колодца покрылась толстым слоем льда, а по стенам хижины, вдоль тонких планок, которыми был прибит чёрный толь, серебрился иней.
Потом над краем прерии проглянуло солнце, и в его лучах весь мир заискрился розовым и бледно-голубым сиянием, а над каждой травинкой засверкала радуга.
Лора залюбовалась прекрасным миром. Она знала, что лютый мороз убил траву и всё, что росло на огороде. Запутанные ветки, на которых висели красные и зелёные помидоры, длинные лозы с широкими листьями, под которыми прятались молодые зелёные тыквы, ярко сверкали над заиндевелым дёрном. Высокие стебли и длинные листья кукурузы побелели и застыли от мороза. Мороз погубил всю живую зелень, но всё равно он прекрасен.
За завтраком папа сказал:
— Ну, с сенокосом мы покончили. Теперь надо снять урожай. Правда, в первый год у нас мало что выросло, но за зиму дерн перегниёт, и в будущем году дело пойдёт на лад.
За перевёрнутые плугом куски дёрна всё ещё цеплялись корни трав, но папа вырыл из-под дерна мелкие картофелины, и Лора с Кэрри собрали их в жестяные ведра. От сухой холодной земли по спине у Лоры поползли мурашки, но ничего не поделаешь — кто-то же должен убрать картошку. Они с Кэрри шагали взад-вперед со своими ведрами и в конце концов наполнили пять мешков. Больше картошки не было.
— Вот сколько пришлось копаться из-за нескольких картофелин, — покачал головой папа. — Но пять бушелей лучше, чем ничего, а к ним ещё добавятся бобы.
Он вырвал мёртвые бобовые лозы и уложил их сушиться. Солнце уже поднялось высоко, весь лёд растаял, и над жёлтовато-коричневой и лиловой прерией дул прохладный ветер.
Мама с Лорой пошли собирать помидоры. Стебли увяли и почернели, но они собрали все, даже самые мелкие зелёные плоды, а спелых хватит почти на целый галлон консервов.
— А что ты будешь делать с зелёными? — спросила Лора.
— Увидишь, — отвечала мама.
Она тщательно вымыла зелёные помидоры, нарезала их и сварила с солью, перцем, уксусом и пряностями.
— Получилось почти две кварты маринованных томатов! Зимой у нас будет хорошая приправа к печеным бобам, — радовалась мама.
— И почти галлон сладких консервированных томатов, — провозгласила Мэри.
— И пять бушелей картошки! — добавила Лора, вытирая о фартук руки, покрытые противной земляной пылью, а Кэрри, которая очень любила грызть сырую репу, радовалась, что репы уродилось нынче очень много.