– Ступеньки! – раздалось по правую руку. – Осторожнее!
Сперва они преодолели короткий лестничный марш, потом еще один, уже подлиннее. Эндрю почувствовал под ногами мягкий ковер.
– Подождите здесь, – велел человек с северным акцентом. – Я посмотрю.
Пока он отсутствовал, Эндрю успел сообщить своим стражам, что у него в кармане имеется пачка сигарет.
– Боже! – откликнулся голос. – Давненько я не затягивался!
Эндрю уже хлопал себя по карманам, когда новый голос сурово одернул его:
– Опустите руки. Нам от вас ничего не нужно.
Дисциплина у них была на высоте – это Эндрю успел подметить сразу.
– Как угодно, – безразлично ответил он.
Заскрипела дверь, раздались шаги.
– Так, – молвил вернувшийся начальник, – введите.
Они прошли в дверь, спустились еще на несколько ступенек, оставили позади коридор. Эндрю провели в еще одну дверь и велели остановиться.
– Снимите тряпку, – скомандовал новый голос, показавшийся почему-то смутно знакомым. На затылке завозились чужые пальцы, развязывая узлы, и Эндрю зажмурился от света. Комнату освещали всего две керосиновые лампы, однако их тусклого мерцания хватило, чтобы он на какое-то время стал незрячим. Одна лампа свисала посреди комнаты с потолка, наподобие люстры, другая стояла напротив него на столе. За столом восседал человек. Он снова заговорил, и теперь Эндрю покинули всякие сомнения.
– Энди?! Боже мой, откуда ты взялся?
Комнатка оказалась совсем небольшой и лишенной окна; видимо, она служила когда-то кабинетом менеджеру ресторана. На полу лежал ворсистый ковер цвета электрик. Стол из красного дерева был покрыт алой кожей. Дэвид сидел в удобном вертящемся кресле. Комнату обогревал керосиновый камин, так что Дэвид был без пиджака и в рубашке с короткими рукавами. Он кивком отпустил приведших Эндрю людей.
– Оставьте нас. – Дверь захлопнулась. – Ну что, я жду объяснений, парень.
– Я здесь с экспедицией. Меня прислали для переговоров. Может быть…
– Значит, они из Нигерии?
– Да.
– А мы думали, из Ганы – эскадра ушла именно туда.
– Ей что-то помешало. Она осталась в Нигерии.
– Одного не пойму: как ты оказался среди них?
– Мы снимаем фильм. Я оператор. Но в последнее время нам было не до съемок.
– Ты сам вызвался участвовать?
– Когда Мадлен ушла… Это был единственный способ попасть сюда. Конечно, я не надеялся ее отыскать. Но все Равно… А идея принадлежала Абониту.
– Абониту? Тому, кто устроил тебя на телевидение?
– Да. – Эндрю немного поколебался. – Сейчас он командует экспедицией.
– Вот это да!
– Мадлен… Как она?
Дэвид с любопытством посмотрел на него и ответил:
– С ней все в порядке.
– Она здесь, с тобой?
– Недалеко отсюда. Итак, наши чернокожие друзья прислали тебя для переговоров. О чем же?
– Они хотят понять, почему на них нападают и что они могут сделать, чтобы это прекратилось.
Дэвид улыбнулся все той же располагающей улыбкой, от которой с его лица исчезла недавняя напряженность.
– Нет ничего проще: пусть уберутся восвояси.
– Пойми, у них самые мирные намерения. Они просто изучают, что к чему, – вот и все. У них и в мыслях нет водружать флаг.
– Пока.
– Они хотели бы помочь вам.
– Мы пришли в Африку с такими же лицемерными словами на устах. Ты сам в это не веришь, Энди. Мы противимся колонизации.
– «Мы»? Кто это «мы»? Банда беспризорников, обитающая среди руин мертвого города. – Он указал на керосиновые лампы. – Надолго ли вам хватит керосина? Наверное, вы до сих пор сидите на консервах. Что произойдет, когда кончатся и они? Кто станет ремонтировать дома, когда начнут обваливаться стены?
– И ты считаешь, что нам следует приветствовать своих чернокожих освободителей?
Первое потрясение и замешательство, которое охватило Эндрю, когда он оказался лицом к лицу с Дэвидом и понял, что Мадлен, возможно, где-то совсем близко, прошли. Их место заняли прежние обиды – ведь именно Дэвид виноват в том, что Мадлен покинула Лагос. Эндрю знал, конечно, что несправедлив, так как по крайней мере непосредственно в ее уходе Дэвид совершенно не повинен, однако от этого становилось еще горше. С трудом подавив закипающий гнев, он произнес:
– Мне казалось, что ты гордишься практичностью своего отношения к жизни.
– Верно, Энди, – кивнул Дэвид.
– Выходит, сползать в дикость, а то и в каннибализм, размахивая при этом «Юнион Джеком», – практично?
– Нет, не совсем. Но иногда приходится полагаться на удачу.
– Наверное, все дело в ставке и ожидаемом выигрыше.
Дэвид взглянул на него, и его лицо исказила судорога.
– Да. Хотя в последнее время я не мог много размышлять на эту тему. Текучка засасывает, знаешь ли. Зато я немало думал об этом перед крахом. Как ты знаешь, я мог улететь на юг. Приземлился бы под теплым солнышком, но сразу попал бы в безвыходное положение.
– Мы помогли бы тебе.
– Знаю. Я никогда не любил полагаться на чужую помощь, но, думаю, там мне пришлось бы к этому привыкнуть. Возможно, я привык бы даже к роли представителя презренного меньшинства, хотя это было бы еще сложнее.
Но мое положение было надежным всю жизнь, и я внезапно понял, что с меня хватит. Конечно, мне хотелось выжить, но только на моих собственных условиях. Вот я и решил, что у меня есть шанс этого добиться. И потом, впервые в жизни в моих руках оказалась власть, настоящая власть, с которой мне не захотелось расставаться.
– Выжить? Как кто? Городской эскимос? А власть – над чем?
– Никто не сомневался, что первые несколько лет придется весьма непросто. А потом – что ж, все будет зависеть от того, что нам удастся сделать. Пока еще ничего не ясно.
Мы сохранили подобие организованности. – Дэвид осклабился. – Мы – самая многочисленная группа в этих местах и самая сильная. Удерживаем старый Пейл и кое-что вокруг него. – Он наслаждался собой. – Моя власть простирается до Брикстона на юге и Сент-Джон-Вуда на севере. Следующим летом мы собираемся пригласить оппозицию на крикетный матч на стадионе «Лорде».
– А как же Мадлен – неужели ей по нраву такая жизнь?
– Мадлен вернулась по собственной воле, – медленно проговорил Дэвид. – Я не просил ее об этом, даже не хотел этого. Я… очень ее люблю, но личные отношения в наши дни – роскошь, на которую не остается времени.
– На что же у тебя есть время? На игру в гангстеров среди обледенелых развалин Империи?
– Гангстеры – это сегодня. А завтра – правительство.
– А еда? Горючее?
– Пока не знаю. В настоящий момент, как ты догадался, мы зависим от прежних запасов. – Выражение его лица ненадолго посуровело. – Мы боролись за то, чтобы их сохранить. Можно было бы поделиться с другими, но мы на это не пошли. Мы обрекли тысячи людей на голод, а когда они не захотели спокойно голодать, нам пришлось их убивать. Зато мы сохранили достаточно пищи, чтобы протянуть до конца зимы.
– «Зимы Фрателлини»? Думаешь, вас снова начнет пригревать солнышко? В Лагосе я ознакомился с последними данными – солнечная активность стабилизировалась на теперешнем уровне. Англия навсегда осталась вне зоны умеренного климата.
– Да, климат у нас теперь холодный, – кивнул Дэвид. – Но мы пока не знаем, надолго ли.
– Достаточно холодный, чтобы нельзя было ни выращивать что-либо, ни разводить скот. Чтобы ваши гавани на протяжении восьми-девяти месяцев в году оставались забиты льдами. Конечно, может попасться парочка рыбешек или даже случайно заплывший куда не следует тюлень, но вас все равно ожидает упадок и скорая смерть. Датчане обосновались в Гренландии в двенадцатом веке. Кстати, в те годы там было теплее. Но потом холод нагрянул снова и убил их.
Думаю, что каждую зиму они надеялись, что уж следующим-то летом наверняка полегчает…