Как много всего ушло за эти годы! Джимово неумение пить. Их боевое братство. Его родители - оба. Рик Кидд и Вандершпуль - герой и мерзавец. Черт побери, подумал Джим, пожалуй, и его собственную наивность тоже стоит включить в число погибших…
Возвращение на Шайло выбило его из колеи. Даже если бы мать была здорова, все равно эта поездка его бы расстроила. Столько перемен - и ничего не изменилось. Новые дома, новые трудности - но земля все та же, закаты все те же, и все та же борьба: все то же самое, с чем он имел дело ребенком. Только тогда у него была семья и свое место в мире. С этого пути он свернул и теперь не знал, где очутился.
Впервые Джим уклонился от проложенного для него пути, когда решился покинуть родную планету, соблазненный вербовщиком, предлагавшим «щедрую» плату за вступление в ряды армии. Он хотел стать морпехом и участвовать в Войне Гильдий. Этот путь сделал его свидетелем героических поступков и невиданных подлостей, научил доверять и остерегаться предательства. Глаза Рейнора сузились, и он опрокинул рюмку, наслаждаясь жжением, постепенно спускающимся от глотки в желудок.
Вандершпуль!
Джим был не из тех, кто ненавидит всех подряд: его ненависть надо было заслужить. Но, ей-богу, полковник Ксавье Вандершпуль заслужил ее сполна!
Полковник был законченным подлецом, прогнившим до самого нутра. Он готов был пожертвовать жизнями… собственно, всех, кто состоял под его началом, - ради денег. Он установил блокираторы в скафандры, предназначенные для того, чтобы спасать жизни солдат в бою. И, в конечном счете, поставил Джима Рейнора перед выбором, который, в сущности, выбора не предполагал. Джим дезертировал, чтобы избежать ресоциализации. Это решение вынудило его отречься от родителей - и вот теперь оба они мертвы.
Ну что ж, к счастью, Вандершпуля ждал достойный конец. Джим Рейнор лично всадил ему в грудь заряд гауссовой винтовки.
Если вот так разобрать и проанализировать, каждый шаг выглядит вроде бы логично. Но когда посмотришь, с чего он начинал и к чему пришел теперь…
Рейнор налил себе еще рюмку.
Он был рад, от души рад тому, что сумел провести с матерью несколько минут перед тем, как она умерла. Он от души жалел, что не смог так же встретиться с отцом. Хотя отчасти все же встретился - благодаря той голозаписи. Он снова вспомнил то, что говорил ему отец.
«Я люблю тебя, Джим. Ты мой сын, и я всегда буду тебя любить. Раньше я думал, что смогу еще добавить: «И всегда буду гордиться тобой». Но теперь я такого сказать не могу, не кривя душой».
Джим скривился и опрокинул рюмку.
«Мы тебя любим, но денег твоих принять не можем. Это кровавые деньги, сынок. Мы тебя не этому учили… Помнишь, что я тебе говорил, сынок? Человек сам выбирает, кем ему быть… Ты всегда можешь передумать и стать кем-то другим. Никогда не забывай об этом!»
Слова. Красивые слова.
- Это легче сказать, чем сделать, папа, - тихо произнес Джим.
Прямо сейчас у него все было совсем неплохо. Он это знал. Конечно, существует Дон, но есть еще Скаттер, который рано или поздно напинает Дону задницу - Тайкус, похоже, в этом уверен. Деньги - это хорошо. За деньги можно купить самую лучшую выпивку, женщин и вечеринки, где полно выпивки и женщин… Чем дальше, тем лучше!
Но в обмен на то, что Скаттер поможет им избавиться от Дона - и того, кто натравил на них этого ублюдка, кто бы он ни был, - О’Бенон сделает их своей собственностью. От них останутся не портреты, висящие в музеях, и не надписи на памятниках, а одни только фотки на листовках под шапкой «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Деньги кончатся; женщины бросят; от выпивки останется одно только похмелье. Да уж, чем дальше, тем лучше…
Джиму не хотелось больше думать. Он читал, что истина в вине. И был твердо намерен ее оттуда выудить.
Глава 16
Мертвецкий Порт, Мертвецкая Скала
Тайкус поморгал, проснулся и обнаружил, что на него смотрит Рейнор.
- Как меня задолбало, что меня все время будят! - буркнул Тайкус. Лежащие по обе стороны девочки что-то забормотали.
- Знаю. Меня тоже. Просыпайся. Давай пожрем.
Десять минут спустя они сидели в сомнительной забегаловке и лопали блинчики, полоски жареной скалетятины, яичницу, тосты, джем и черный кофе, такой крепкий, что в нем ложка стояла. Джим был удивлен, сколько тут народу в такой ранний час: просто яблоку негде упасть. Хотя, наверно, в таком месте, как это, не бывает «часов пик» и времени затишья: для здешних дел, законных и незаконных, годится любое время.
- Я смотрю, руку тебе починили.
- Ага. Я проспался и обнаружил, что рука болит зверски. В три часа ночи поперся искать доктора.
- Удивительно еще, что ты не вышел оттуда с новой татуировкой!
Оба ухмыльнулись. Давным-давно, чуть ли не тыщу лет тому назад, «Небесные дьяволы» в полном составе завалились в татуировочный салон, абсолютно никакие, и потребовали изобразить себе герб отряда на разных частях тела. Джим почти не помнил, как это было, так что назвать это «воспоминанием» было сложно. Тем не менее, оно заставило его улыбнуться.
- Ладно, Джимми. Я тебя знаю. Выкладывай. Ты бы не стал отрывать меня от двух теплых девок только ради того, чтобы пожрать блинчиков.
Джим прожевал вышеуказанный блинчик - блинчики тут, кстати, оказались на удивление вкусные, - запил его крепким кофе и кивнул.
- Ты прав. И, поскольку ты меня знаешь, возможно, тебе не понравится то, что я скажу, но ты меня, по крайней мере, поймешь.
Тайкус нахмурился.
- Так, если ты начинаешь разговор в таком духе, мне надо еще кофе. А может, и чего покрепче.
Джим положил вилку.
- Тайкус… Я тут много думал. И я принял решение.
Тайкус смотрел на него выжидающе, не прекращая жевать.
- Я хочу все бросить.
- Блядь, Джимми! - Простонал Тайкус. Но, как и ожидал Джим, он ничуть не удивился. Он положил в рот еще кусок яичницы и огляделся по сторонам с наигранной непринужденностью. И сказал уже тише: - Джимми, это не то, о чем стоит говорить вслух посреди Мертвецкого Порта. Поосторожней с такими разговорами, ты меня понял?
- Понял, - ответил Джим. - Потому мы, собственно, и здесь. Тут нас совсем не так хорошо знают, как в разных барах, игорных притонах и борделях. В местах, от которых меня уже тошнит.
Тайкус уставился на свой недоеденный завтрак, потом отодвинул тарелку.
- Ты не можешь просто взять и «все бросить».
- Могу. И ты тоже можешь. Тайкус, ты же бык, я не могу спокойно видеть, как тебя седлают.
- Ну, если это не какая-нибудь красотка! - ухмыльнулся Тайкус.
Джим и глазом не моргнул.
- Скаттер…
Тайкус сделал жест, означающий «говори тише!». Джим продолжал тише, но с не меньшим пылом:
- Скаттер О’Бенон вдел нам обоим кольцо в нос, а сам для нас пальцем о палец не ударил! Тебе это тоже не по вкусу, я знаю.
Тайкус медленно кивнул.
- Но не можем же мы просто взять и улететь.
- Черт побери, Тайкус…
- Мальчик мой, помолчи и послушай меня, - Тайкус говорил серьезно. - Мы не можем прыгать без парашюта. Нельзя свалить от О’Бенона, не обеспечив себе надежной защиты. Нельзя просто взять и сказать: «Ну что, милейший, спасибо вам большое, но мы предпочтем поработать на кого-нибудь другого». Если мы отсюда уберемся, мы должны иметь возможность убраться отсюда навсегда. Так, чтобы потом не возникло необходимости вернуться. Ты понимаешь, о чем я?
Джим его понимал. Тайкус, как всегда, думал на шаг вперед него. Джим знал, что многие склонны недооценивать Тайкуса Финдли. Они видели, какой он могучий, какой здоровенный, и не видели в нем ничего, кроме горы мышц. Но Тайкус был не только могуч, но еще и весьма ловок. А еще он был чрезвычайно умен. Джим знал, что он и сам не слабак и не дурак, но Тайкус мыслил иначе, под другим углом зрения. Они великолепно дополняли друг друга.