Тогда, в газетной статье преследовалась цель защитить обиженного, добиться справедливости. Но сегодня — когда дела эти давно решены — есть ли надобность вновь называть эти имена? Нет, по моему.
По этой причине я заменил их инициалами, хотя речь идет об обстоятельствах и о людях вполне реальных.
Впрочем, в «Воспитании дегтем» даже в первой публикации в газете одно имя было обозначено буквой. Это было имя пострадавшей. Прочтя статью, вы сами убедитесь в том, что имя ее нельзя было называть. Ну, а фамилии виновников были, разумеется, тогда опубликованы.
Итак — история стариков Литвиненко.
В редакцию «Литературной газеты» поступило сообщение о судебной тяжбе некоего пенсионера Литвиненко. Дело тянется восемь лет и решено будто бы несправедливо.
Я поехал в Днепропетровск.
В какую бы из днепропетровских организаций я ни обращался — в облфинотдел, облкоммунхоз, райисполком или народный суд, — всюду имя Литвиненко вызывало раздражение, всюду о нем говорили, как о сутяге, замучившем местные учреждения кляузами.
Слушая эти горькие сетования, оставалось только удивляться мужеству местных организаций, которым удалось выстоять в неравной борьбе с таким чудовищем.
Я направился к Литвиненко.
В пригороде Днепропетровска — поселке Карла Маркса, по Торговой улице, 14, стояли полуразрушенные, обгоревшие кирпичные стены. Если обойти их со стороны двора, открывался ход в землянку.
Давно затянулись тяжкие раны войны. Там, где прошла смерть, зазеленела новая жизнь. Но кому не случалось в послевоенные годы, пройдя по шумной улице мимо красивых, только что построенных домов, свернуть за угол и вдруг остановиться перед страшным напоминанием — перед обугленными, искалеченными осколками снарядов развалинами?
Невольно вспомнилась мне эта картина, когда я увидел жилище стариков Литвиненко.
Рядом со знаменитым городом заводов-гигантов, городом, где лифты поднимают жителей в современные, удобные дома, где по вечерам мимо зеркальных витрин движется яркий и шумный поток южан, эти два семидесятилетних старика в землянке!
Как же это случилось?
Вот что удалось мне установить.
Сергей Михайлович Литвиненко свыше сорока лет работал на трубопрокатных заводах. Он был чертежником, техником, конструктором, кончил без отрыва от производства металлургический институт и в пятьдесят лет стал инженером. Его жена с юных лет работала телеграфисткой на железной дороге. Литвиненко — трудовые люди.
В 1914 году они выстроили в предместье Днепропетровска — поселке Игрень (ныне это поселок Карла Маркса) маленький глинобитный домишко на Конечной улице. Когда выросли дети — Сергей стал инженером, а Нина научным работником, и у них образовались свои семьи, — старики в 1935 году отдали им домик, а для себя построили невдалеке, на Торговой улице, другой.
Во время войны Сергей Литвиненко погиб, новый дом на Торговой фашисты сожгли — уцелели только кирпичные стены. Оставшись без крова, старики перебрались в старый домик на Конечную, где жили их дети. Время было нелегкое. Нина Литвиненко и вдова Сергея — молодой врач Тугаева обрабатывали свои участки на Конечной, выращивали (не слишком, впрочем, удачно) овощи, а старик ходил к себе на Торговую — лечил раненые фруктовые деревья. Восстановить дом было трудно, старик собирался с силами, копил средства.
И вдруг все резко изменилось. Началось с того, что финансовый отдел Пригородного района начислил старику Литвиненко налоги за 1947 и 1948 годы не только за его участок, но и за участки детей. «Недоимку» рассчитали по совокупности — вместе с начисленной пеней она составила 12 тысяч рублей.
Напрасно Литвиненко, его дочь и невестка предъявили квитанции об уплате налогов, которые во все предыдущие годы взимались раздельно с каждого из них, напрасно показывали документы о том, что дом на Конечной улице еще с 1935 года принадлежит детям, — ничто не помогло. Пошли суды, завертелось «дело Литвиненко». Стены дома на Торговой были проданы за «долг».
Старик упорно боролся. Годами в жару и в холод, дождь и в сушь ходил он по судам и по прокуратурам, по финотделам и исполкомам в поисках правды.
Думая утвердить свое право «де факто», он несколько раз вселялся в полуразрушенные стены своего дома, то сооружая внутри них временное жилье из досок, то пристраивая к ним кирпичную каморку. Однако все эти разнообразные архитектурные решения заканчивались весьма однообразным выселением и разрушением построек старика, дабы он не мог снова вселиться в них. Последнее выселение произошло глубокой осенью прошлого года.